 |
|
Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века царь,
высокий саном, обладатель величия и власти, и был у него везирь по имени
Ибрахим, а у везиря была дочь редкой красоты и прелести, превосходившая
всех блеском и совершенством, обладательница великого разума и блестяще-
го образования. Она любила застольную беседу и вино и прекрасные лица и
нежные стихи и редкие рассказы, и к любви звала умы нежность ее свойств,
как сказал о ней кто-то из описывавших ее:
"Влюбился в нее - соблазн арабов и турок - я,
С ней споря о флексии, законах и вежестве.
И молвит она: "Предмет я действия - почему
Ты ставишь мне "и" в конце, а действующему - "а"? [390]
Я молвил: "Себя и дух мой я за тебя отдам -
Ты разве не знаешь - жизнь теперь перевернута.
И если ты перемену станешь оспаривать,
То вот, посмотри, в "хвосте" "головки" [391] узлы теперь".
И было ей имя аль-Вард-фи-ль-Акмам, и причиной того, что ее так наз-
вали, была ее чрезмерная нежность и полнота ее блеска, и царь любил раз-
делять с ней трапезу из-за ее совершенной образованности. А у царя был
обычай собирать вельмож своего царства и играть в шар. И в тот день,
когда собирались люди, чтобы играть в шар, дочь везиря села у окна, что-
бы посмотреть. И когда люди играли, она вдруг бросила взгляд и увидела
среди воинов юношу, лучше которого не было по виду и по наружности - с
сияющим лицом, смеющимися устами, длинными руками и широкими плечами. И
девушка несколько раз обращала на него взоры и; не могла насытиться,
глядя на него, и сказала она своей няньке: "Как имя этого юноши с краси-
выми чертами, который среди воинов?" И нянька ответила: "О дочь моя, все
они красивые, который же среди них?" - "Подожди, я укажу тебе на него",
- сказала девушка, и затем она взяла яблоко и бросила им в юношу, и тот
поднял глаза и увидел в окне дочь везиря, подобную луне во мраке, и не
возвратился еще к нему его взгляд, как любовь к девушке охватила его ра-
зум. И он произнес слова порта:
"Стрелок в меня метнул иль твои веки
Влюбленного, что видит тебя, сразили?
И стрела с зарубкой из войска ли летит ко мне,
Или, может быть, прилетела из окошка?"
А когда кончили играть, девушка спросила няньку: "Как имя того юноши,
которого я тебе показала?" И нянька ответила: "Его имя - Унс-аль-Вуд-
жуд". И девушка покачала головой. И она легла спать в своем месте, и
распалились ее мысли, и стала она испускать вздохи и произнесла такие
стихи:
"Да, прав был тот, кто имя нарек тебе
Унс-аль-Вуджуд [392], о щедрый и сладостный!
О лик луны, лицом освещаешь ты
Все сущее, объемля сияньем мир.
Ты подлинно средь сущих единственный
Султан красот - тому есть свидетели,
И бровь твоя, как "нуны" очерчена,
Зрачок твой "сад" [393], написанный любящим,
А стан - как ветвь: куда ни зовешь его -
На все он склонен с равною щедростью.
Всех витязей ты превзошел яростью,
И лаской, и красою, и щедростью".
А окончив свое стихотворение, она написала его на бумаге и завернула
в кусок шелка, обшитый золотом, и положила под подушку. А одна из ее ня-
нек смотрела на нее, и она подошла к девушке и стала развлекать ее раз-
говором, пока та не заснула, а потом нянька украла бумажку из-под подуш-
ки и прочитала ее и поняла, что девушку охватила любовь к Унс-аль-Вуджу-
ду. А прочитавши бумажку, нянька положила ее на место, и когда ее госпо-
жа, аль-Вард-фи-ль-Акмам, пробудилась от сна, она сказала ей: "О госпо-
жа, я тебе добрая советчица и пекусь о тебе. Знай, что любовь сильна, и
сокрытие ее плавит железо и оставляет после себя болезни и недуги, и то-
му, кто откроет любовь, нет упрека".
И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила ее: "О нянюшка, а какое есть ле-
карство от страсти?" И нянька ответила: "Лекарство от нее - единение". -
"А как же найти единение?" - спросила девушка. И (нянька сказала: "Его
можно найти перепиской и мягкими речами и частыми приветствиями и поже-
ланиями, и это соединяет влюбленных и облегчает трудные деда. И если у
тебя есть дело, о госпожа, то я ближе всех к сокрытию твоей тайны и ис-
полянению твоей нужды и доставлю твое послание".
И когда аль-Вард-фи-ль-Акмам услышала от нее эти слова, ее ум улетел
от радости, но она удержала себя от речей, чтобы посмотреть, пока не
увидит конец своего дела, и сказала про себя: "Об этом деле никто от ме-
ня не узнал, и я открою его этой женщине только после того, как испытаю
ее". А женщина молвила: "О госпожа, я видела во сне, будто ко мне пришел
человек и сказал: "Твоя госпожа я Унс-аль-Вуджуд любят друг друга -
возьмись за дело, носи их послания и исполняй их нужды, скрывая их обс-
тоятельства и тайны, - тебе достанется великое благо". Вот я рассказала
тебе о том, что видела, а власть принадлежит тебе".
И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку, когда та рассказала ей
сон..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят вторая ночь
Когда же настала триста семьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку,
когда та рассказала ей сон, который видела: "Скрываешь ли ты тайны, о
нянюшка?" И та отвечала: "Как мне не скрывать тайн, когда я из лучших
среди свободных?" И тогда девушка вынула бумажку, на которой написала
стихи, и сказала: "Ступай с этим посланием к Унс-аль-Вуджуду и принеси
мне ответ от него". И нянька взяла послание и отправилась с ним к
Унс-аль-Вуджуду. И, войдя к нему, она поцеловала ему руки и приветство-
вала его самыми ласковыми речами, а затем она отдала ему бумажку, я
Унс-аль-Вуджуд прочитал письмо и понял его смысл, и потом он написал на
обороте такие стихи: "Я сердце хочу развлечь в любви, и открываю я,
Но вид мой мою любовь и страсть открывает всем.
Коль слезы пролью, скажу: "То рана в глазах моих -
Хулитель чтоб не видал, не повял бы, что со мной".
И был я свободен прежде, вовсе любви не знал,
Теперь же влюбился я, и сердце полно любви.
Я повесть свою довел до вас, и вам сетую
На страсть и любовь мою, чтобы сжалились надо мной.
Ее начертал слезами глаз я - ведь, может быть,
О том, что вы сделали со мной, она скажет вам.
Аллах, сохрани лицо, красою одетое.
Луна - его раб, а звезды - слуги покорные.
При всей красоте ее, подобной которой нет -
И ветви все учатся у ней ее гибкости, -
Прошу вас, коль не возложит то на вас трудности,
Меня посетите вы - ведь близость мне ценна так.
Я душу вам подарил - быть может, вы примете;
Сближенье для меня - рай, разлука-геенна мне".
Потом он свернул письмо и поцеловал его и отдал женщине и сказал: "О
няня, смягчи душу твоей госпожи". И та ответила: "Слушаю и повинуюсь".
И она взяла у него письмо и вернулась к своей госпоже и отдала ей бу-
мажку, и аль-Вард-фи-ль-Акмам поцеловала ее и подняла над головой, а за-
тем она развернула письмо и прочла его и поняла его смысл и написала
внизу такие стихи:
"О ты, чье сердце любовью к нам охвачено, -
Потерпи, быть может в любви и будешь счастлив ты.
Как узнаем мы, что искренна любовь твоя,
И в душе твоей то же самое, что у нас в душе, -
Мы дадим тебе, свыше близости, близость равную,
Но препятствуют ведь сближению наши стражники.
Когда спустится над землею ночь, от большой любви
Загорится пламя огней ее в душе у нас.
И ложе наше прогонит сон, и, может быть,
Измучат муки жестокие все тело нам.
По закону страсти обязанность - таить любовь,
Опущенной завесы не вздымайте вы.
Моя внутренность уж полна, любви к газеленочку;
О, если бы не скрылся он из наших мест".
А окончив свои стихи, она свернула бумажку и отдала няньке, и та взя-
ла ее и вышла от аль-Вард-фи-льАкмам, дочери везиря. И ее встретил ца-
редворец и спросил: "Куда идешь?" И старуха ответила: "В баню". А она
испугалась его, и бумажка у нее выпала, когда она выходила из дверей, и
смутилась.
Вот что было с нею; что же касается бумажки, то один евнух увидел ее
на дороге и поднял. А потом везирь вышел из гарема и сел на свое ложе. А
евнух, который подобрал бумажку, направился к нему, и, когда везирь си-
дел на ложе, вдруг подошел к нему этот евнух с бумажкой в руке и сказал
ему: "О господин, я нашел эту бумажку, оброненную в доме, и взял ее".
И везирь взял бумажку у него из рук (а она была свернута), и развер-
нул ее, и увидел, что на ней написаны стихи, о которых было упомянуто
раньше, и стал читать и понял их смысл, а потом он посмотрел, как они
написаны, и увидел, что это почерк его дочери. И тогда он вошел к ее ма-
тери, так сильно плача, что увлажнил себе бороду, и его жена спросила
его: "Отчего ты плачешь, о господин мой?" И везирь ответил: "Возьми эту
бумажку и посмотри, что в ней". И жена везиря взяла бумажку и прочитала
ее и увидела, что бумажка содержит послание от ее дочери
аль-Вард-фи-ль-Акмам к Унс-альВуджуду. И тогда к ней пришел плач, но она
поборола себя и удержала слезы и сказала везирю: "О господин, от плача
нет пользы, и правильное решение в том, чтобы нам придумать какое-нибудь
дело для защиты твоей чести и сокрытия обстоятельств твоей дочери".
И она стала утешать его и облегчать его печаль, и везирь сказал ей:
"Я боюсь для моей дочери любви. Разве ты не знаешь, что султан любит
Унс-аль-Вуджуда великой любовью, и моему страху в этом деле есть две
причины. Первая - из-за меня самого, так как это моя дочь, а вторая -
из-за султана, так как Унс-аль-Вуджуд-любимец султана, и, быть может,
из-за этого произойдет великое дело. Каково твое мнение об этом?.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят третья ночь
Когда же настала триста семьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что, когда везирь рассказал жене о деле своей
дочери и спросил ее: "Каково твое мнение об этом?" - она сказала: "Подо-
жди, пока я совершу молитву о совете" [394]. А потом она совершила молитву
в два раката, как установлено для молитвы о совете, и, окончив молитву,
сказала своему мужу: "Посреди Моря Сокровищ есть гора, называемая "Гора
лишившейся ребенка" (а причина, по которой ее так назвали, еще придет),
и никто не может добраться до этой горы без труда. Устрой же там для па-
шей дочери жилище".
И везирь сказал своей жене, что он построит на этой горе неприступный
дворец и в нем будет жить его дочь. И к ней будут доставлять припасы
ежегодно, из года в год, и поместят с ней людей, которые будут ее разв-
лекать и служить ей. И потом он собрал плотников и строителей и измери-
телей и послал их на ту гору, и они выстроили для девушки неприступную
крепость, - подобной ей не видали видящие. А затем везирь приготовил
припасы и верблюдов и вошел к своей дочери ночью и приказал ей соби-
раться в дорогу. И сердце ее почуяло разлуку. И когда девушка вышла и
увидала людей в обличье путешественников, она заплакала сильным плачем и
стала писать на дверях, оповещая Унс-аль-Вуджуда, какое она испытала
волнение, - от него дыбом встают волосы на коже и тают крепкие камни и
текут слезы. А написала она такие стихи:
"Аллахом прошу, о дом, любимый когда пройдет,
Под утро, приветствуя словами влюбленных,
Привет передай от нас ему благовонный ты,
Теперь ведь не знаем мы, где вечером будем,
Не знаю, куда сейчас меня увезти хотят, -
Со мною уехали поспешно, украдкой,
Во мраке ночном и птицы, сидя в ветвях густых,
Оплакивали меня и горько стенали.
И молвил язык судьбы за них: "О погибель нам,
Когда разлучили вдруг влюбленных и верных".
Увидев, что чаша дали снова наполнена
И чистым питье ее рок пить заставляет,
К нему подмешала я терпенье прекрасное,
Но вас мае терпение забыть не поможет",
А окончив свои стихи, она села и поехала вместе со своими людьми, пе-
ресекая степи, пустыни, равнины и кручи, пока не достигла Моря Сокровищ.
И разбили палатки на берегу моря и построили для девушки большой ко-
рабль, и посадили ее туда вместе с ее женщинами. И везирь приказал, что-
бы, после того как они достигнут горы и отведут девушку и ее женщин во
дворец, люди возвратились бы на корабле назад, а сойдя с корабля, слома-
ли бы его. И они уехали и сделали все, что приказал везирь, и вернулись,
плача о том, что случилось.
Вот что было с ними. Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то он поднялся
после сна и совершил утреннюю молитву, а затем сел на коня и отправился
служить султану. И, как всегда, он проезжал мимо ворот везиря, надеясь,
что, может быть, увидит кого-нибудь из приближенных везиря, которых он
обычно встречал, и посмотрел на ворота и увидал, что на них написано
стихотворение, ранее упомянутое.
И когда Унс-аль-Вуджуд увидел это стихотворение, мир исчез для него,
и огонь загорелся в его груди, и он возвратился к себе домой, и не стало
для него покоя, и его охватило нетерпение, и он тревожился и волновался,
пока не пришла ночь. И Унс-аль-Вуджуд никому ничего не сказал и, переря-
дившись, вышел в темноту ночи и блуждал без дороги, не зная куда идет. И
он шел всю ночь и следующий день, пока не усилился жар солнца и не запы-
лали горы, и не почувствовал он сильную жажду. И увидел он дерево, и за-
метил подле него ручей с текучей водой, и направился к этому дереву, и
сел на берегу ручья. И он хотел напиться, но вода не имела вкуса у него
во рту, и цвет его лица изменился, и оно пожелтело, и ноги его распухли
от ходьбы и утомления, и он горько заплакал и пролил слезы и произнес
такие стихи:
"Опьянен к любимым страстью любящий,
Чем сильней влюблен, приятней тем ему.
И блуждает от любви и бродит он,
Не нужна ему ни пища, ни приют.
Как же будет жизнь приятна любящим,
Что покинули любимых, я дивлюсь?
Я ведь таю, когда страсть во мне горит,
И текут обильно слезы по щекам.
Их увижу ль, иль увижу в стане их
Человека, что излечит сердце мне?"
А окончив свои стихи, он так заплакал, что увлажнил землю, а затем, в
тот же час и минуту, поднялся и пошел бродить. И когда он шел по степям
и пустыням, вдруг вышел лев, шею которого душили волосы, и голова его
была величиной с купол, и пасть шире, чем ворота, а клыки, точно бивня
слона. И при виде льва Унс-альВуджуд убедился, что умрет и, обернувшись
лицом к кыбле, произнес исповедание веры и приготовился к смерти. А он
знал из книг, что если смириться перед львом, то и лев перед тобой сми-
рится, так как его укрощают хорошие слова и он делается гордым от пох-
вал. И он начал говорить льву: "О лев из чащи, о храбрец пустыни, о ви-
тязь, о отец молодцов, о султан зверей, - я тоскующий влюбленный, и по-
губили меня любовь и разлука, и, расставшись с любимыми, я потерял вер-
ный путь. Выслушай же мои слова и сжалься над моей любовью и страстью".
И лев, услышав его слова, отошел назад и сел, опершись на хвост, и
поднял к нему голову и стал играть хвостом и передними лапами. И когда
Унс-аль-Вуджуд увидал эти движения, он произнес такие стихи:
"Лев пустыни, умертвишь ли ты меня,
Прежде чем я встречу тех, чьим стал рабом?
Я не дичь, о нет, и жира нет на мне -
Потеряв любимых, я недужен стал.
С милыми расставшись, сердцем я устал
И подобен телу в саване теперь.
Абу-ль-Харис [395], лев в бою, не дай же ты
Радости хулителям в тоске моей.
Я влюбленный, утопившийся в слезах,
И разлукой с милыми встревожен я.
И во мраке ночи ими занят я,
И любовь из бытия взяла меня".
А когда он окончил свои стихи, лев поднялся и пошел к нему..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят четвертая ночь
Когда же настала триста семьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи,
лев поднялся и пошел к с ласковым видом, и глаза его были полны слез, а
подойдя к нему, он лизнул его языком и пошел впереди него, сделав ему
знак: "Следуй за мной!"
И Унс-аль-Вуджуд последовал за ним, и так они шли, пока лев не под-
нялся с ним на гору. А потом лев спустился с этой горы, и юноша увидал
следы прошедших в пустыне и понял, что это следы тех, кто шел с
альВард-фи-ль-Акмам. И он пошел по следам. И когда лев увидел, что юноша
пошел по следам и понял, что это след людей, прошедших с его возлюблен-
ной, он повернул назад и ушел своей дорогой.
Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то он шел последу в течение дней и
ночей, пока не пришел к ревущему морю, где бились волны, и здесь след
оборвался. И понял Унс-аль-Вуджуд, что дальше их путь пролегал по морю,
и оборвались тут его надежды, и он пролил слезы и произнес такие стихи:
"Далеко стремлений цель, и стойкость мала моя,
И как я найду их в пучине морской теперь?
И как буду стоек я, погибла когда душа -
От страсти к ним я со сном покончил для бдения,
С тех пор, как места родные бросив, ушли они, -
И сердце огнем горит мое, да и как горит!
Сейхуя и Джейхун [396] ток слез моих, или сам Евфрат,
Превысит теченье их потоп или дождь с небес,
И веки болят мои от слез, что текут из них,
А сердце спалил огонь и искры летучие,
Любви и страстей войска на сердце накинулись,
А войско терпения разбито и вспять бежит,
Я душу свою подверг опасности, их любя,
И душу считал из них легчайшей я жертвою.
Аллах, не взыщи с тех глаз, что в стаде смотреть могли
На прелесть, которая светлее луны была!
И ныне повергнут я глазами огромными,
Чьи стрелы без тетивы вонзаются в сердце мне.
Обманут я мягкостью был членов, что нежны так,
Как нежна на дереве ветвь ивы зеленая.
Желал я сближенья с ними, чтобы помочь себе
В печальных делах любви, в заботе и горести.
По стал я, как прежде был, печален и горестен,
И все, что со мной случилось, - глаз искушение".
А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспа-
мятством, и провел в бесчувствии долгий срок, а потом очнулся и повер-
нулся направо и налево, но никого не увидал в пустыне.
И Унс-аль-Вуджуд испугался диких зверей и поднялся на высокую гору, и
когда он стоял на этой горе, он вдруг услышал голос - человека, который
говорил в пещере. И Унс-аль-Вуджуд прислушался, и вдруг оказалось, что
это богомолец, который оставил мир и углубился в благочестие, и юноша
постучался к нему в пещеру три раза, но богомолец не ответил ему и не
вышел. И тогда Унсаль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнес такие сти-
хи:
"Достигну каким путем того, что желаю я,
И брошу заботы все и горе и тягости?
Все страхи и ужасы седым меня сделали,
И сердце и голова - седые в дни юности.
Помощника не нашел себе я в любви моей
И друга, чтоб облегчить тоску и труды мои.
И сколько в любви моей боролся со страстью я,
Но, мнится, судьба моя идет на меня теперь.
О, сжальтесь над любящим, влюбленным, встревоженным,
Покинутым, что разлуки чашу до дна испил!
Огонь и в душе моей и в сердце погас уже,
И разум мой похищен разлукой и горестью.
И не было дня страшней, чем тот, когда я пришел
В жилище их и увидел надпись на их дверях.
Так плакал я, что вспоил я землю волнением,
Но тайну свою сокрыл от ближних и дальних я.
Молящийся, что в пещере скрылся, как будто бы
Вкус страсти попробовал и ею был похищен, -
Коль после всего того, что ныне я испытал,
Достигну я цели, нет ни горя ни устали"
А когда он окончил свои стихи, дверь пещеры вдруг открылась, и
Унс-аль-Вуджуд услышал, кто-то говорит: "О милость!" И он вошел в дверь
и приветствовал богомольца, и тот ответил на его приветствие и спросил:
"Как твое имя?" - "Мое имя - Унс-аль-Вуджуд", - ответил юноша. И богомо-
лец опросил: "А почему ты пришел сюда?" И Унс-аль-Вуджуд рассказал ему
свою историю с начала до конца и поведал ему обо всем, что с ним случи-
лось, и богомолец заплакал и сказал ему: "О Унсаль-Вуджуд, я провел в
этом месте двадцать лет и не видел здесь никого до вчерашнего дня, а
вчера я услышал плач и шум, и, посмотрев в сторону звуков, я увидел мно-
жество людей и палатки, расставленные на берегу моря, и люди построили
корабль, и на него село несколько человек, и они поплыли по морю. А по-
том корабль вернулся с некоторыми из тех, кто сел на него, и они сломали
корабль и ушли своей дорогой. И я думаю, что люди, которые уехали морем
и не вернулись, и есть те, кого ты ищешь, о Унс-аль-Вуджуд. И забота
твоя тогда велика, и беспокойство тебе простительно. Но не найдется лю-
бящего, который не испытал бы печалей".
И затем богомолец произнес такие стихи:
"Ты думал, Уис-аль-Вуджуд, что духом свободен я,
А страсть и любовь меня то скрутит, то пустит вновь.
Я страсть и любовь позвал давно уже, с малых лет,
Когда я ребенком был, еще молоко сосал.
Любовью я занят был срок долгий, узнал ее:
Коль спросишь ты обо мне, так знает меня любовь. И выпил я чашу
страсти, горя и худобы,
И стад как бы стертым я, так мягок я телом был.
Имел прежде силу я, но стойкость ушла моя,
И войско терпения разбито мечами глаз.
Сближенья нельзя желать в любви без жестокости,
Ведь крайности сходятся, ты знаешь, с начала дней,
Свершила любовь свой суд над всеми влюбленными,
Забвенье запретно нам, как ересь мятежная",
А окончив говорить свое стихотворение, богомолец подошел к
Унс-альВуджуду и обнял его..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят пятая ночь
Когда же настала триста семьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что богомолец, окончив говорить свое стихотво-
рение, подошел к Унс-аль-Вуджуду и обнял его, и они так плакали, что го-
ры загудели от их плача. И плакали они до тех пор, пока не упали, покры-
тые беспамятством. А очнувшись, они дали друг другу обет быть братьями
ради Аллаха великого. И затем богомолец сказал Унс-аль-Вуджуду: "Сегодня
ночью я помолюсь и спрошу для тебя у Аллаха совета". И Унс-альВуджуд от-
вечал ему: "Внимание и повиновение!"
Вот что было с Унс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Ак-
мам, то ее привезли к горе и привели во дворец, и, взглянув на него, она
увидала, как он устроен, и заплакала и сказала: "Клянусь Аллахом, это
прекрасное место, но как недостает здесь любимого!"
И она увидела на острове птиц и велела одному из своих приближенных
поставить силки и изловить нескольких, и всякий раз, как поймает, сажать
птиц в клетки во дворце, и слуга сделал так, как она велела.
И аль-Вард-фи-ль-Акмам села у окна и стала вспоминать, что с ней слу-
чилось, и усилились ее любовь, страсть и волненье, и она пролила слезы и
сказала такое стихотворенье:
"О, кому же посетую на любовь я,
На разлуку о возлюбленным и печали
И на пламя внутри меня? Но все это
Я не выдам, - боюсь доносчиков злобных,
Зубочистке подобна я ныне стала
От разлуки и пламени и рыданий,
Где любимый, чтоб глазом мог он увидеть,
Что лишенным ума теперь я подобна?
Заточили они меня не по праву
В таком месте, что милому не добраться.
Прошу солнце я тысячу пожеланий
Передать, как взойдет оно или сядет,
Дорогому, что лик луны затмевает
Красотою, а тонкостью - ветку ивы"
Если роза напомнит мне его щеки,
"Нет, - скажу я, - коль не моя, не похожа".
Его губы слюны ручей источают,
И несет он в огне горящему влагу.
Как забуду, когда он дух мой и сердце,
Хворь, недуги несет, и врач, и любимый?"
А когда спустился на землю мрак, ее страсть усилилась, и она вспомни-
ла о том, что прошло, и произнесла такие стихи:
"Спустился на землю мрак, и боль взволновала страсть,
Тоска растревожила во мне все страдания,
Разлуки волнение в душе поселилось,
И мысли повергнули меня в небытие опять.
Любовью взволнована, тоской сожжена я вся,
И слезы открыли тайну, мною сокрытую.
И - нет положения, которое знала б я -
Так кости тонки мои, больна и слаба я так.
И сердца моего ад огнями горит давно,
И зной его пламени мне печень терзает, жжет.
Проститься я не имела власти с любимыми,
Покинув их, о печаль моя и страдания!
О нет, кто им передаст о том, что со мной теперь -
Готова я выдержать все то, что начертано!
Аллахом клянусь, в любви я век не забуду их,
Ведь клятва людей любви есть клятва достойная!
О ночь! - передай привет любимым ты от меня
И, зная, свидетельствуй, что я не спала совсем!"
Вот что было с аль-Вард-фи-ль-Акмам. Что же касается Унс-аль-Вуджуда,
то богомолец сказал ему: "Спустись в долину и принеси мне лыка с пальм".
И Унсаль-Вуджуд спустился и принес лыка. Богомолец взял лыко и свил из
него сеть, как для соломы, а потом сказал: "О Унс-аль-Вуджуд, в глубине
долины есть кусты, которые растут и сохнут на корнях, - спустись туда и
наполни эту сеть; завяжи ее и брось в море, а сам сядь на нее и выезжай
на простор моря, - быть может, ты достигнешь своей цели. Тот, кто не
подвергает себя опасности, не достигнет того, к чему стремится".
И Унс-аль-Вуджуд отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" А затем он простился
с богомольцем и ушел от него и приступил к исполнению того, что он при-
казал, испросив благословение старца.
И Унс-аль-Вуджуд пошел в глубь долины и сделал так, как велел ему бо-
гомолец. А когда он доплыл на сети до середины моря, подул ветер и пог-
нал его далеко, так что он скрылся из глаз богомольца. И он не переста-
вая плыл по морской пучине, то поднимаемый одной волной, то опускаемый
другой, и видел, какие в море диковины и ужасы, пока не выбросили его
судьбы через три дня к Горе лишившейся ребенка. И он вышел на сушу, точ-
но оглушенный цыпленок, страдая от голода и жажды, и увидал бегущие по-
токи, и птиц, чирикающих на ветвях, и плодоносные деревья, росшие парами
и отдельно. И он поел плодов, и напился из потоков, и пошел бродить, и
увидел вдали что-то белое, и пошел по направлению к нему. И, подойдя
ближе, Унс-аль-Вуджуд увидел, что это дворец, неприступный и укреплен-
ный. И он подошел к воротам и увидел, что они заперты, и просидел возле
них три дня, и, когда он сидел, вдруг ворота дворца открылись и оттуда
вышел евнух. И он увидел Унс-альВуджуда и спросил его: "Откуда ты и что
тебя сюда привело?" И Унс-аль-Вуджуд ответил: "Я из Испахана. Я плыл по
морю с товаром, и корабль, на котором я был, разбился, и волны выбросили
меня на этот остров". И евнух заплакал и обнял юношу и сказал: "Да прод-
лит Аллах твою жизнь, о лик любимых! Испахан - моя страна, и у меня там
есть двоюродная сестра, которую я любил, когда был молод, и я сильно был
влюблен в нее. И на нас напали люди сильнее нас и захватили меня вместе
с прочей добычей (а я был маленький) и оскопили меня, а потом меня про-
дали в евнухи, и вот я в таком положении..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят шестая ночь
Когда же настала триста семьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что евнух, который вышел из дворца
аль-Вард-фи-ль-Акмам, рассказал Унс-аль-Вуджуду обо всем, что случилось
с ним, и сказал: "Люди, которые меня захватили, оскопили меня, и продали
в евнухи, и вот я в таком положении".
И после того как евнух приветствовал Унс-аль-Вуджуда и пожелал ему
долгой жизни, он ввел его во двор дворца. Унс-аль-Вуджуд увидел там
большой пруд, окруженный деревьями и кустами, и во дворе были птицы в
серебряных клетках с золотыми дверцами, и клетки эти были повешены на
ветвях, и птицы в них щебетали, прославляя владыку судящего. И Ун-
саль-Вуджуд подошел к первой птице и вгляделся в нее, и вдруг это оказа-
лась горлинка. И когда птица увидела юношу, она возвысила голос и сказа-
ла: "О благой!"
И Унс-аль-Вуджуда покрыло беспамятство. А очнувшись от беспамятства,
он стал испускать вздохи и произнес такие стихи:
"Горлинка, безумна ль тоже ты, как я?
Так спроси владыку и скажи: "Благой!"
Если б знать, - твой возглас от восторга ли,
Или же от страсти, что в душе живет?
Ты поешь ли с горя, потеряв друзей,
Иль забыта ими и болеешь ты?
Или потеряла милых ты, как я?
Ведь жестокость-признак, что была любовь
Тех, кто вправду любит, охрани Аллах!
Их я не забуду, хоть бы я истлел",
А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспа-
мятством, а опомнившись, он шел, пока не дошел до второй клетки, и там
он увидел вяхиря. И когда вяхирь увидел его, он проворковал: "О вечный,
благодарю тебя!" И Унс-аль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнес такие
стихи:
"О вяхирь, что промолвил, воркуя, мне:
"О вечный, благодарен я в горести!"
Возможно, что Аллах своей милостью
Сведет меня с любимым в пути моем.
Бывал со мной медовых властитель уст,
И страсть мою еще сильней делал он.
И молвил я (а в сердце горел уже
Огонь любви, и душу он жег мою,
И токи слез как кровь лились из очей,
И по щекам текли они струями):
"Нет тварей здесь" не знающих горестей,
Но все терпеть в беде моей буду я,
Когда Аллах - клянусь его силою! -
Сведет меня с владыками, в светлый день,
Я все отдам, чтоб угостить любящих, -
Обычай их тадсов, каков обычай мой,
И выпущу из их темниц птичек я,
И горести докину для радости!",
А окончив свои стихи, он подошел к третьей клетке и нашел там со-
ловья. И соловей защебетал при виде юноши, и тот, услышав его, произнес
такие стихи:
"Мне нравится соловьиный голое, - так нежен оп,
Как голос влюбленного, от страсти погибшего.
О, сжальтесь над любящими! Сколько ночей они
От страсти волнуются и горя и напастей,
Как будто бы из любви великой сотворены, -
Ни утра, ни сна им дет, от страсти и горести.
Когда потерял я ум, влюбившись, прикован был
К любимому страстью я, когда ж я прикован был,
Ток слез полился, как цепь, и молвил я: "Цепи слез
Длинней теперь сделались, и ими прикован я.
Далеко они, и грусть все больше, и нет уже
Сокровищ терпения; тоскою встревожен я.
Коль будет рок справедлив и снова сведет меня
С любимым, и вновь покров Аллаха покроет нас.
Одежду свою сниму я, милый чтоб видеть мог,
Как тело изнурено разлукой моей вдали".
А окончив свои стихи, он подошел к четвертой клетке и увидел в ней
соловья другой породы, и соловей застонал и защебетал при вида
Унс-аль-Вуджуда, а тот, услышав его щебетанье, пролил слезы и произнес
такие стихи:
"Соловья прекрасный голос на заре
Любящих забыть заставит прелесть струп.
На любовь Унс-аль-Вуджуд вам сетует
И на страсть, что стерла след его совсем.
Часто слышали мы песни, что могли
От восторга сталь и камень размягчить,
И под утро ветерок вам весть давал
О садах, где расцвели уже цветы.
И вдыхать и слышать рады были мы
Ветерок и птичек пенье на заре.
Но мы вспомнили покинувших друзей
И пролили слез потоки, точно дождь.
И в душе зарделись пламя и огонь,
Загорелись, как искры уголек.
Помешал Аллах влюбленным получить
От любимых или близость, или взгляд.
У влюбленных, право, оправданья есть,
Проницательный один лишь знает их".
А окончив свои стихи, он прошел немного и увидел прекрасную клетку, -
не было клетки лучше ее - и, приблизившись, он нашел в ней лесного голу-
бя (а это вяхирь, известный среди птиц), и голубь щебетал от страсти, а
на шее у него было ожерелье из драгоценных камней, редкостно красивое. И
Унс-аль-Вуджуд всмотрелся в голубя и увидел, что он сидит в клетке, по-
теряв разум и ошеломленный, и, увидав его в таком состоянии, юноша про-
лил слезы и произнес вот эти стихи:
"О лесной мой голубь, шлю тебе привет,
Всех влюбленных Другу, от людей любви.
Сам влюблен в газель я стройную давно,
Чьи глаза острее лезвия меча,
Сожжены любовью сердце и душа,
Худоба владеет телом и болезнь, Сладость пищи уж запретна для меня,
Как запретно сна приятность мне узнать. Утешенье и терпение ушли,
А любовь, тоска и горе - те со мной. Как мне будет жизнь приятна пос-
ле них,
Когда в них мое желанье, цель и дух?"
А когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят седьмая ночь
Когда же настала триста семьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои сти-
хи, лесной голубь пробудился от оцепенения и, услышав его слова, стал
кричать и стонать и умножил щебетанье и стоны, так что едва не заговорил
с напеве, и язык обстоятельств сказал за него такие стихи:
"О влюбленный, ты на память мне привел
Дни, когда погибла молодость моя,
И любимого, чей облик я любил,
Кто красою превосходной всех прельщал.
Его голос, тонкий, чистый, на ветвях
Он внимание к звукам флейты отвлекал.
Растянул силки ловец, поймал его,
И сказал он: "Чтоб оставил он меня".
Я же думал, что имеет жалость он
И смягчится, увидав мою любовь,
Но, Аллахом пораженный, грубо он
Разлучил меня с любимым навсегда.
И любовь моя все больше и сильней,
И огнями отдаленья я горю.
Сохранит же пусть всех любящих Аллах,
Знал кто страсть и испытал тоску мою.
Коль увидит любящий, что в клетке я,
Над любимым сжалившись, мне волю даст".
Потом Уис-аль-Вуджуд обратился к своему другу испаханцу и спросил
его: "Что это за дворец, что в нем есть и кто его построил?" И испаханец
ответил: "Построил его везирь такого-то царя для своей дочери, боясь для
нее случайностей времени и ударов случая, и поселил ее вместе с ее
людьми, и мы отпираем дворец только раз в год, когда к нам приходят при-
пасы". И Унс-аль-Вуджуд сказал себе: "Досталось мне желаемое, но срок
долог!"
Вот что было с Уяс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Ак-
мам, то ей не было приятно ни пить, ни есть, ни сидеть, ни спать, и она
поднялась (а ее страсть, волненье и увлеченье усилились), и обошла все
углы дворца, но не нашла для себя успокоения, и стала она лить слезы и
произнесла такие стихи:
"Меня заперли жестоко от него
И вкусить в тюрьме мне дали страсть мою
И сожгли огнями страсти сердце мне,
Отвративши от любимых взоры глаз,
Заточили во дворце большом меня,
На горе, что родилась в пучине вод,
Коль хотели, чтоб забыла я его,
Так усилили страданье лишь в душе.
Как забуду я, раз вое, что есть во мае,
Взгляд один на дик любимый причинил?
Целый день в печали горькой я живу,
Ночь же в мыслях о любимых провожу.
В одиночестве мне дума о нем друг,
Как подумаю, что встреча с ним вдали.
Если б знать мне после этого всего,
Согласится ли судьба, на что хочу?"
А окончив стихи, она поднялась на крышу дворца и, взяв баальбекские
одежды, привязала себя к ним и спускалась, пока не достигла земли, - а
она была одета в самые лучшие одежды, какие имела, и на шее у нее было
ожерелье из драгоценных камней. И она шла по степям и пустыням, пока не
дошла до берега моря. И увидела она рыбака в лодке, который ловил рыбу,
и ветер забросил его к этому острову. И рыбак обернулся и увидел на этом
острове аль-Вард-фи-ль-Акмам и, увидав ее, испугался и уехал на своей
лодке, убегая. И девушка стала его звать и делать ему знаки и произнесла
такие стихи:
"Не бойся, о благой рыбак, дурного ты -
Поистине, я женщина, как люди все.
Хочу, чтобы на зов мой ты откликнулся
И повесть мою выслушал с начала ты.
О пожалей, хранимый богом, жар любви,
Увидишь коль любимого бежавшего.
Красавца полюбила я, чей чудный лик
Луну и солнце превзошел сиянием.
Газель, когда увидит раз хоть взор его,
"Я раб твой", - скажет, снисхождения прося.
Написана красою вдоль щеки его
Строка с чудесным смыслом, но короткая:
"Кто видит свет любви, идет тот правильно,
Кто заблудился, тот преступен, нечестив".
Коль хочет он пытать меня - прекрасно как!
Когда его увижу, то награда мне,
Как ожерелье из рубинов иль других
Камней, иль свежих жемчугов, иль яхонтов.
Желанное исполнит, может быть, мой друг-
Душа моя растаяла, растерзана".
И когда рыбак услышал ее слова, он стал плакать я стонать и жало-
ваться и вспомнил, что произошло в дни его юности, когда одолела его
страсть, и сильна была его любовь, и велико было волненье и увлеченье, и
сожгли его огни любви. И он произнес такие стихи:
"Клянусь страстью, оправданье где ясней:
Всеми членами я болен, слезы лью.
Вот глаза, во мраке ночи что не спят,
И сердца, что как кремень секут огонь.
Испытали мы любовь, когда росли,
Отличали тяжкое от легкого,
А потом я продал душу, быв влюблен,
За сближение с любимым, что далек,
И опасности подвергся, думая,
Что, быть может, торг мой будет выгодным.
Ведь обычно у влюбленных - кто купил
Близость с милым, тот сверхвыгодно купил".
А окончив эти стихи, рыбак подвел лодку к берегу и сказал девушке:
"Сойди в лодку, я переправлюсь с тобой, в какое ты захочешь место". И
аль-Вард-фи-ль-Акмам сошла в лодку, и рыбак поплыл с нею, но, когда он
немного отъехал от берега, на лодку подул сзади ветер, и она пошла быст-
ро, так что берег скрылся с их глаз, и рыбак не знал, куда едет. И ветер
(продолжал усиливаться в течение трех дней, а потом он утих по изволению
Аллаха великого, и лодка плыла с ними, пока не приплыла к городу на бе-
регу моря..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят восьмая ночь
Когда же настала триста семьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что, когда лодка с рыбаком и аль-Вард-фи-ль-
Акмам приплыла к городу у моря, рыбак хотел пристать к берегу. А там был
царь, отличавшийся великой яростью, звали его Дирбас. Он в это время си-
дел со своим сыном в царском дворце, и они смотрели в окно и обратили
взоры в сторону моря и увидели эту лодку. И они вгляделись в нее и уви-
дали там женщину, подобную луне на склоне неба, и в ушах у нее были
кольца с дорогими бадахшанскими рубинами, а на шее ожерелье из драгоцен-
ных камней. И царь понял, что она из дочерей вельмож и царей, и спустил-
ся из дворца и вышел через ворота, которые вели к морю, и увидал, что
лодка уже пристала к берегу и девушка спит, а рыбак укрепляет лодку у
причала. И царь пробудил девушку от сна, и она проснулась плача, и царь
спросил ее: "Откуда ты и чья ты дочь и почему ты прибыла сюда?" И
аль-Вард-фи-ль-Акмам ответила ему: "Я дочь Ибрахима, везиря царя Шамиха,
и причина моего прибытия сюда - дело великое и обстоятельство диковин-
ное". И она рассказала ему всю свою историю с начала до конца, совершен-
но не боясь его, а затем испустила вздохи и произнесла такие стихи:
"Мне веки поранила слеза, необычную
Создав во мае грусть, когда лилась и текла она,
Причиной тому был друг, в душе поселившийся
Навек, но с ним близости в любви не имела я.
Прекрасны черты его, блистают, цветут они,
Арабов и турок он красою затмит своей.
И солнце и месяц сам склонились перед ним
Влюблено, и вежливость пред ликом его блюдут,
Глаза его колдовством чудесным насурмлены,
И в них ты увидишь лук, для выстрела поднятый.
О тот, кому о себе сказала я все, прося
Прощенья, будь кроток с той, кем страсть забавляется!
Любовью закинута я в вашу страну теперь,
Решимость моя слаба, от вас я жду помощи.
Всегда благородные, когда в их страну придет
Просящий о помощи, защиту в нужде дают"
Покрой же позор людей любви, о предел надежд,
И будь ты сближения влюбленных причиною!"
А окончив эти стихи, она рассказала царю свою историю с начала до
конца, и затем пролила слезы и сказала такие стихи:
"Мы жили и видели в любви той чудесное
Весь год, а ведь сказано: как в Реджеб [397] всегда живи,
И разве не чудо то, что в утро отъезда их
Водою слезы моей я пламя в груди зажгла,
А веко очей моих дождем серебро лило,
А поле щеки моей златые ростки дало.
И мнится, шафрана цвет, по ней разошедшийся, -
С рубахи Иосифа, в крови перемазанной".
И когда царь услышал слова девушки, он убедился в ее любви и страсти,
и его взяла жалость к ней, и он сказал ей: "Нет для тебя страха и испуга
- ты достигла желаемого, и я обязательно приведу тебя к тому, что ты хо-
чешь, и доставлю тебе то, что ты ищешь. Выслушай же от меня такие сло-
ва".
И он произнес:
"Дочь знатных, достигла ты пределов желания -
Весть радостную узнай и тягот не бойся ты.
Сегодня я соберу богатства и их пошлю
Я к Шамиху, и пошлю коней я и витязей.
Пошлю мешки мускуса, парчу отошлю ему,
И белое серебро пошлю я, и золото.
О да, и поведает ему обо мне письмо,
Что близким его хочу я родичем сделаться,
А ныне я приложу усилия, чтоб помочь
Приблизить к тебе все то, чего ты хотела бы.
Я долго любовь вкушал, и знаю я вкус ее,
И ныне прощаю тех, кто чашу любви испил".
А окончив эти стихи, царь вышел к своим приближенным и, призвав вези-
ря, связал тюки с несметными богатствами и велел ему отправляться к царю
Шамиху и сказал: "Обязательно привези ко мне человека по имени Ун-
саль-Вуджуд и скажи царю: "Царь Дирбас хочет с тобой породниться, выдав
свою дочь замуж за Унс-аль-Вуджуда, твоего приближенного. Его необходимо
послать со мною, чтобы мы написали брачный договор царевны в царстве ее
отца".
И потом царь Дирбас написал царю Шамиху письмо, где содержалось все
это, и отдал его везирю и подтвердил, чтобы он привез Унс-аль-Вуджуда, и
сказал: "Если ты не привезешь его ко мне, будешь отстранен от места". И
везирь отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"
И затем он отправился с подарками к царю Шамиху, а прибыв к нему, пе-
редал привет от царя Дирбаса и отдал письмо и подарки. И когда царь Ша-
мих увидал дары и прочитал письмо и увидел имя Унс-аль-Вуджуда, он зап-
лакал сильным плачем и сказал везирю, присланному к нему: "А где
Унс-аль-Вуджуд? Он ушел, и мы не знаем о нем ничего. Найди мне его, и я
дам тебе во много раз большие подарки, чем ты привез".
И потом он стал плакать, стонать и жаловаться и пролил слезы и произ-
нес такие стихи:
"Любимого мне верните!
Не надобно мне богатства!
Подарков я не желаю -
Ни жемчуга, ни рубинов.
Со мной жил полный месяц
На небе красот высоко;
Всех выше красой и свойством,
С газелями несравнимый.
На ветку походит станом,
Плоды на которой - нега,
Но нет ведь тех свойств у ветки,
Что разум людей пленяют.
Я нянчил его ребенком
На лохе забот в неги,
Теперь же о нем горюю,
Им заняты мои мысли",
А потом он обратился к везирю, который привез дары и послание, и ска-
зал ему: "Ступай к твоему господину и скажи ему, что прошел уже год, как
Унс-аль-Вуджуда нет, и господин не знает, куда он отправился, и не имеет
о нем вестей". - "О владыка, - ответил везирь, - мой господин сказал
мне: "Если не приведешь его ко мне, будешь отстранен от везирства и не
войдешь в мой город". Как же я вернусь без Унс-аль-Вуджуда?"
И тогда царь Шамих сказал своему везирю Ибрахиму: "Ступай с ним и с
отрядом людей и разыщите Унс-аль-Вуджуда". И везирь отвечал: "Слушаю и
повинуюсь!"
А затем он собрал отряд своих приближенных и взял с собою везиря царя
Дирбаса, и они отправились искать Унс-аль-Вуджуда..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста семьдесят девятая ночь
Когда же настала триста семьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что Ибрахим, везирь царя Шамиха, собрал от-
ряд своих приближенных и взял с собою везиря царя Дирбаса, и они отпра-
вились искать Унс-аль-Вуджуда. И всякий раз, как они проходили мимо ко-
чевых арабов или оседлого племени, они спрашивали: "Проходил ли здесь
человек, которого зовут так-то и облик его такой-то?" Но им отвечали:
"Мы такого не знаем".
И они опрашивали во всех городах и селеньях и искали на равнинах и на
горах, в степях и в пустынях, пока не пришли к берегу моря. И они потре-
бовали лодку и сели в нее и ехали, пока не достигли Горы лишившейся ре-
бенка. И тогда везирь царя Дирбаса опросил везиря царя Шамиха: "Почему
рту гору так назвали?" И везирь ответил: "Потому, что здесь поселилась в
древние времена джинния, и была эта джинния из джиннов Китая. И она по-
любила одного человека, и охватила ее к нему страсть. Но джинния боялась
своих родных. И когда увеличилась ее страсть, она стала искать на земле
места, где могла бы укрыть этого человека от своих близких, и нашла эту
гору, пути к которой не может найти никто, ни человек, ни джинн. И она
похитила своего возлюбленного и отнесла его на гору и стала улетать от
своих и приходить к нему потихоньку. И так продолжалось долгое время,
пока не родила она на этой горе много детей. И купцы, которые проезжали
по морю мимо этой горы, слышали детский плач, похожий на плач матери,
лишившейся детей (то есть потеряла их), и говорили: "Разве здесь есть
лишившаяся ребенка?" И удивился везирь царя Дирбаса этим словам.
Путники шли, пока не дошли до дворца, и постучали в ворота, и ворота
раскрылись, и к ним вышел евнух, и узнал Ибрахима, везиря царя Шамиха, и
поцеловал ему руки, а потом везирь вошел во дворец и увидел на дворе
среди евнухов одного факира. И это был Унс-аль-Вуджуд. И везирь спросил:
"Откуда этот человек?" И ему оказали: "Это купец. Его имущество утонуло,
но он сам спасся. Он одержимый".
И везирь оставил его и вошел во дворец, но не увидел и следа своей
дочери. И тогда он начал расспрашивать невольниц, которые были там, и
они сказали: "Мы не знаем, как она ушла, и она пробыла с нами короткое
время".
И везирь пролил слезы и произнес такие стихи:
"Вот жилище, где певали стаи птиц,
И порог его цветами был покрыт"
Но пришел влюбленный плачущий к нему
И увидел, что открыта его дверь.
Если б знать мае, что я душу потерял
Близ жилища, чьи владетели ушли!
Занято мыслью об исчезновении его дочери аль-Вард-филь-Акмам. И ве-
зирь царя Дирбаса пожелал отправиться в свою страну, не достигнув желае-
мого. И везирь Ибрахим, отец аль-Вард-фи-ль-Акмам, стал с ним прощаться,
и везирь царя Дирбаса сказал ему: "Я хочу взять с собою этого факира -
может быть, Аллах великий смягчит ко мне сердце царя по его благослове-
нию, ибо этот факир - восхищенный Аллахом. А потом я пошлю его в страну
Испахан, так как она близко от нашей страны". - "Делай что хочешь", -
сказал ему везирь Ибрахим, и каждый из них отправился своей дорогой. И
везирь царя Дирбаса взял Унс-аль-Вуджуда с собой..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста восьмидесятая ночь
Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот восьмидесяти, она ска-
зала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь царя Дирбаса взял с
собою Унс-аль-Вуджуда, покрытого беспамятством, и ехал с ним три дня, -
а юноша был без чувств, - и его везли на мулах, и он не знал, везут его
или нет.
А очнувшись от беспамятства, он спросил: "В какой я местности?" И ему
сказали: "Ты вместе с везирем царя Дирбаса". А потом пошли к везирю и
рассказали ему, что Унс-аль-Вуджуд очнулся. И везирь послал ему розовой
воды и сахару, и Унс-аль-Вуджуда напоили и оживили его, и ехали до тех
пор, пока не приблизились к городу царя Дирбаса. И царь послал сказать
везирю: "Если Унс-альВуджуда с тобою нет, не приходи ко мне никогда!" И
везирь прочитал приказ царя, и ему стало от этого тяжело.
А везирь не знал, что аль-Вард-фи-ль-Акмам находится у царя, и не
знал, почему его послали за Унс-аль-Вуджудом, и не знал, почему царь
Дирбас хочет породниться с царем Шамихом.
И Унс-аль-Вуджуд не знал, куда его везут, и не знал, что везирь пос-
лан его искать. А везирь не знал, что это и есть Унс-аль-Вуджуд. И когда
везирь увидел, что Унс-альВуджуд очнулся, он сказал ему: "Царь послал
меня по одному делу, и оно не исполнено, и, когда царь узнал о моем при-
бытии, он прислал мне письмо, в котором велел мне не вступать в город,
если дело не исполнено".
"А в чем нужда царя?" - спросил Унс-аль-Вуджуд. И везирь рассказал
ему всю историю. Тогда Унс-аль-ВудЖУД сказал ему: "Не бойся! Иди к царю
и возьми меня с собою, я ручаюсь, что Унс-аль-Вуджуд придет". И везирь
обрадовался и воскликнул: "Правда ли то, что ты говоришь?" И
Унс-аль-Вуджуд ответил: "Да!" И тогда везирь сел на коня и взял с собой
Унс-аль-Вуджуда и поехал с ним к царю.
И когда они прибыли к царю, тот спросил везиря: "Где Унс-аль-Вуджуд?"
И Унс-аль-Вуджуд сказал: "О царь, я знаю местопребывание Унс-аль-Вуджу-
да". И царь приблизил юношу к себе и спросил его: "А где он?" И Унс-аль-
Вуджуд отвечал "Очень близко, но скажи мне, что ты от него хочешь, и я
приведу его к тебе". - "С любовью и охотой, - ответил царь, - но только
это дело требует уединения". И царь велел людям уйти и, войдя с
Унс-аль-Вуджудом в уединенное место, рассказал ему всю историю, с начала
до конца. И тогда Унс-аль-Вуджуд сказал ему "Принеси мне роскошную одеж-
ду и надень ее на меня, и я быстро приведу к тебе Унс-аль-Вуджуда".
И царь дал ему роскошное платье, и Унс-аль-Вуджуд надел его и сказал:
"Я Унс-аль-Вуджуд, горе завидующих!" А потом он метнул в сердца взорами
и произнес такие стихи:
"Дружна в одиночестве со мною о милом мысль,
И гонит она тоску, хоть я в отдалении.
Глаза мои во слезах, и лишь когда лью слезу
Из глаз я, вздыхать легко мне снова становится,
Тоска моя так сильна, что равной ей не найти,
И дивны дела мои в любви и влюбленности.
И ночи я провожу без сна, не смыкая глаз,
И в страсти своей мечусь меж раем и племенем,
Терпенье прекрасное имел, но утратил я,
И только усилилась любовь и беда моя.
И телом я тонок стал от мук отдаления,
И страсть изменила облик мой и лицо мое.
И веки очей моих болят от текущих слез,
Из глаз не могу я слез струящихся удержать.
Уж нет больше хитростей, и душу утратил я,
И долго ли горести я буду испытывать?
И сердцем и головой я сед одинаково,
Тоскуя по господам, чья прелесть превыше всех.
Расстались мы, вопреки желанью и воле их,
Желают они со мной лишь встречи и близости.
О, если бы знать нам, после дали и горести
Подарит ли мне судьба с любимым сближение?
И дали свернет ли свиток, ею развернутый,
Сотрет ли все тяготы сближения радостью?
И будет ли милый мне в дому сотрапезником
И сменит ли печаль чистейшей отрадою".
А когда он окончил свои стихи, царь сказал ему: "Клянусь Аллахом, вы
поистине верные влюбленные, как две звезды, сияющие в небе красоты, я
дело ваше удивительно, и обстоятельства ваши диковинны!" И потом он
рассказал Унс-аль-Вуджуду повесть аль-Вард-фи-ль-Акмам до конца, и юноша
спросил его: "А где же она, о царь времени?" И царь ответил: "Она теперь
у меня"
И царь призвал судью и свидетелей и заключил договор девушки с
Унс-аль-Вуджудом и выказал ему почет и оказал ему милости, а потом царь
Дирбас послал посланного к царю Шамиху и известил обо всем, что случи-
лось у него с Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-ль-Акмам.
И царь Шамих до крайности обрадовался этому и послал письмо, где сто-
яло: "Раз заключение договора произошло у тебя, подобает, чтобы празд-
нество и вход мужа к жене были у меня". И потом он снарядил верблюдов,
коней и людей и послал за Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-льАкмам. И ког-
да посланные пришли к царю Дирбасу, царь помог юноше и девушке большими
деньгами и отослал их в сопровождении многих воинов. И они ехали, пока
не достигли города, и был этот день днем зрелища, великолепнее которого
не видали. И царь Шамих собрал всех певиц с инструментами для пения и
устроил пиры, и так провели семь дней. Каждый день царь Шамих награждал
людей роскошными одеждами и оказывал им милости. А потом Унс-аль-Вуджуд
вошел к аль-Вард-фи-ль-Акмам и обнял ее, и они сидели и плакали от чрез-
мерного счастья и радости, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие сти-
хи:
"Веселье пришло, уняв заботы и горести,
И вместе сошлись мы вновь на горе завистникам.
Сближения ветерок подул благовонный к нам,
И сердце он оживил, и тело, и все внутри.
И дружбы сияние блеснуло прекрасной нам,
И бьет барабан о нас со всех четырех сторон.
Не думайте, что от горя ныне мы плачем с ним -
Напротив, от радости глаза наши слезы льют.
Ведь сколько увидели мы страхов, но все ушло,
И вытерпели мы все, что горести нам несло.
В минуту сближения забыла я навсегда
Все страхи и ужасы, седины несущие".
А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила свое стихотворение, они обня-
лись и оставались обнявшись, пока не упали без чувств..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста восемьдесят первая ночь
Когда же настала триста восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд и
аль-Вард-фи-ль-Акмам встретились, они обнялись и оставались обнявшись,
пока не упали без чувств от сладости встречи, а когда они очнулись от
бесчувствия, Унс-аль-Вуджуд произнес такие стихи:
"О, как сладостны мне ночи дивные,
Когда милый справедливым стал ко мне!
Непрерывной стала близость наша тут,
И разлуки прекращение пришло.
И судьба к нам благосклонная идет,
Хотя раньше отклонялась от нас.
И знамена счастье ставит нам свои -
В чаше пили мы без примеси его.
Мы сошлись и жаловались на тоску
И на ночи, что нам горе принесли.
Мы забыли все былое, господа,
Милосердый нам минувшее простил.
Как приятна и как сладостна вам жизнь!
Обладая, я сильнее лишь люблю".
А когда он окончил свое стихотворение, они обнялись и легли в уедине-
нии и проводили время за беседой, стихами и тонкими повестями и расска-
зами, пока не потонули в море страсти. И прошло над ними семь дней, и
они не отличали ночи от дня из-за охватившего их крайнего наслаждения и
радости, счастья и веселья, и были эти семь дней точно один день, за ко-
торым нет второго, и они узнали, что пришел седьмой день только по появ-
лению певиц с инструментами [398]. И аль-Вард-фи-ль-Акмам выразила великое
удивление и произнесла такие стихи:
"Завистникам всем, доносчикам всем на злобу
Достигли того, что жаждали мы с любимым,
Добились мы сближения и объятий
И шелка, и парчи блестящей, новой,
На кожаной постели, что набита
Пером и пухом птиц, престранных видом,
И от нужды в вине нас избавляет
Слюна любимого, что слаще меда"
Сближенье так приятно, что не знаем
Ни дальнего, ни близкого мы часа
Уж семь ночей над нами пролетели,
А мы не знаем, сколько их, вот диво!
Поздравьте же с неделей и скажите:
"Продли, Аллах, сближение с любимым!"
А когда она окончила стихи, Унс-аль-Вуджуд поцеловал ее больше сотни
раз, а затем он произнес такие стихи:
"День радости пришел и поздравлений,
Явился милый, от разлуки спасшись
Развлек меня он радостью сближенья
И вед со мной приятную беседу.
И так меня вином поил он дружбы,
Что я исчез из мира, упоенный,
И радостно и весело легли мы,
И за вино взялись мы и за песни.
От крайнего восторга не умели
Мы отличить день первый от второго"
Во здравие любимому сближенье,
И пусть, как к нам, к нему придет веселье,
Пусть горечи не знает он разлуки,
И пусть господь его, как нас, поздравит",
А когда Унс-аль-Вуджуд окончил это стихотворение, они поднялись и
вышли из своих покоев и пожаловали людям деньги и одежды и стали давать
и одарять. И альВард-фи-ль-Акмам приказала очистить для себя баню и ска-
зала Унс-аль-Вуджуду: "О прохлада моих глаз, я хочу видеть тебя в бане,
мы будем там наедине, и с нами никого не будет".
И увеличилась их радость, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие
стихи:
"О ты, кто издавна владеешь мною
(А новое от старого не помощь)"
О ты, кому замены не найду я,
Друзей иных себе не пожелаю,
Пойдем-ка в баню, свет моего глаза,
Увидим рай мы там, посреди ада [399]"
А после алоэ и недд возьмем мы,
Чтобы повеял дух его прекрасный.
И все грехи судьбы мы ей отпустим,
Благодаря владыку всеблагого,
И я окажу, тебя увидя в бане:
"Любимый, на здоровье я на пользу!"
А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила свое стихотворение, они встали
и пошли в баню и насладились в ней, и вернулись к себе во дворец и про-
жили там в приятнейших радостях, пока не пришла к ним Разрушительница
наслаждений и Разлучитедьница собраний. Да будет же слава тому, кто не
изменяется и не прекращается и к кому все дела возвращаются!
|
