 |
|
Рассказывают также [576], о счастливый царь, что Харун ар-Рашид однажды
ночью томился бессонницей. И он послал за аль-Асмаи и Хусейном-аль-Хали
и, призвав их, сказал: "Рассказывайте! И ты, о Хусейн, начинай". - "Хо-
рошо, о повелитель правоверных, - ответил Хусейн. - В каком-то году
спустился я в Басру, чтобы похвалить Мухаммеда ибн Сулеймана арРабии ка-
сыдой [577], и он принял ее и приказал мне оставаться в Басре. И однажды я
вышел на Мирбад [578] и выбрал путь по улице аль-Махалия, и поразила меня
сильная жара. И я подошел к большим воротам, чтобы попросить напиться, и
вдруг увидел девушку, подобную качающейся ветви, с томными глазами, вы-
тянутыми бровями в овальными щеками, и была она в рубашке гранатового
цвета и плаще из Сана, и великая белизна ее тела одолевала красноту ее
рубашки, из-под которой поблескивали две груди, подобные гранатам, и жи-
вот, точно сверток коптской материи со складками, похожими на свитки бе-
лой бумаги, наполненные мускусом. И на ее шее, о повелитель правоверных,
была ладанка из червонного золота, которая спускалась между грудей, а на
блюде ее лба был локон, подобный черной раковине, и брови ее сходились,
глаза были огромны и щеки овальны, а нос - с горбинкой, и под ним были
уста, как кораллы, и жемчужные зубы, и благовония как бы одолели ее. И
была эта девушка смущена и растеряна и расхаживала в проходе дома, то
уходя, то приходя, и ступала по печени влюбленных, и ее ноги делали не-
мым звон ее ножных браслетов. И была она такова, как сказал о ней поэт:
Все частицы ее прелестей нам
Присылают красоты образец.
И я преисполнился к ней почтения, о повелитель правоверных, и прибли-
зился к ней, чтобы ее приветствовать, и вдруг почувствовал, что и дом, и
проход, и улица пропитаны запахом мускуса. И я пожелал ей мира, и она
ответила мне неслышным голосом, с сердцем, сожженным пламенем любви, и я
сказал ей: "О госпожа, я - старик, чужеземец, и меня поразила жажда. Не
прикажешь ли ты дать мне глоток воды, за который ты получишь небесную
награду?" - "Отстань от меня, о старец, - ответила девушка, - мне неког-
да думать о воде и пище..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто четвертая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто четвертая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка ответила: "О старец, мне
некогда думать о воде и пище". И я спросил ее: "По какой причине, госпо-
жа?" - "Потому что я люблю того, кто ко мне несправедлив, и хочу того,
кто меня не хочет, - отвечала девушка, - и при этом я испытана наблюде-
нием соглядатаев". - "А разве есть, о госпожа, на всей шири земли
кто-нибудь, кого ты хочешь и кто тебя не хочет?" - спросил я. И девушка
сказала: "Да, и это из-за избытка вложенной в него красоты совершенства
и чванства". - "А чего ты стоишь в этом проходе?" - спросил я, и девушка
сказала: "Здесь его дорога, "и теперь ему время проходить". - "О госпо-
жа, - спросил я ее, - встречались ли вы когда-нибудь и вели ли беседу,
которая вызвала эту тоску?"
И девушка тяжело вздохнула и пролила на щеки слезы, подобные росе,
падающей на розу, и произнесла такие стихи:
"Мы были как пара веток ивы одной в саду,
Вдыхали мы запах счастья, жизнь была сладостна,
Но ветвь отделил одну нож режущий от другой -
Кто видел, что одинокий ищет такого же?"
"О девушка, - спросил я, - до чего дошла твоя любовь к этому юноше?"
И она отвечала: "Я вижу солнце на стенах его родных и думаю, что это -
он сам, а иногда я внезапно его вижу и теряюсь, и кровь и душа убегают
из моего тела, и неделю или две я остаюсь без ума". - "Прости меня, -
сказал я, - я влюблен так же, как ты, мой ум занят любовью, и я похудел
телом, и силы мои ослабли. Я вижу у тебя перемену цвета лица и тонкость
кожи, которая свидетельствует о муках любви; да я как могла любовь не
поразить тебя, когда ты находишься на земле Басры". - "Клянусь Аллахом,
- отвечала девушка, - пока я не полюбила этого юношу, я была до крайнос-
ти чванлива, прекрасная красотой я достоинством, и пленяла всех вельмож
Басры, пока не пленился мной этот юноша". - "О девушка, - спросил я, - а
что же вас разлучило?" - "Превратности судьбы, - отвечала девушка, - и
моя история с ним удивительна. В день Нейруза [579] я сидела у себя и
пригласила несколько басрийских девушек, и среди них была невольница
Справа, которая стоила ему в Оматае восемьдесят тысяч дирхемов. А эта
девушка меня любила и была в меня влюблена, и, войдя, она бросилась на
меня и едва меня не растерзала щипками и укусами. А потом мы остались
одни, наслаждаясь вином, в ожидании, пока будет готово кушанье и радость
наша станет полкой, и девушка играла со мной, я играла с нею, и то я бы-
ла наверху, то она была наверху. И опьянение побудило ее ударить рукой
по моему шнурку, и она развязала его без того, чтобы между вами было
что-нибудь сомнительное, и мои шальвары спустились в игре, и когда это
было, вдруг, неожиданно вошел тот юноша и, увидав это, разгневался и
убежал, как убегает арабская кобылица, услышав лязг удил. И он вышел..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто пятая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что девушка говорила Хусейну-аль-Хади: "И
когда мой возлюбленный увидел, что мы играем с невольницей Сирана, как я
тебе рассказывала, он вышел от меня, разгневанный, и вот уже три года, о
старец, как я прошу у него прощения и подлаживаюсь к нему и стараюсь его
смягчить, но он не дарит меня втором, не пишет мне ни одной буквы, и не
передает мне ничего с посланным, и не хочет слышать от меня даже мало-
го". - "О девушка, - спросил я ее, - он из арабов или из персов?" - "Го-
ре тебе, - воскликнула девушка, - он из числа вельмож Басры". - "А он -
старик или юноша?" - спросил я, и девушка посмотрела на меня искоса и
сказала: "Поистине ты дурак! Он точно месяц в ночь полнолуния, гладкий и
без бороды, и ничто его не порочит, кроме неприязни ко мне". - "Как его
имя?" - спросил я. "А что ты будешь с ним делать?" - молвила девушка. И
я сказал: "Постараюсь встретиться с твоим возлюбленным, чтобы добиться
между вами сближения". - "С условием, что ты отнесешь ему записку", -
сказала девушка. "Я не прочь это сделать", - ответил я. И девушка сказа-
ла: "Его имя - Дамра ибн аль-Мугира, а прозвище Абу-с-Саха, а дворец его
на Мирбаде". И она крикнула тем, кто был в доме: "Подайте чернильницу и
бумагу!" И, засучив рукава, обнажила руки, подобные серебряным оже-
рельям, и написала после имени Аллаха: "О господин мой, пропуск молитвы
в начале моего письма возвещает о моем бессилии, и знай, что, будь моя
молитва принята, ты бы со мной не расстался, - ведь я часто молилась,
чтобы ты не расстался со мной, а ты со мной расстался. И если бы усердие
не перешло пределов бессилия, было бы то, что взяла на себя твоя служан-
ка при писании этого письма, ей помощью, хоть она и потеряла надежду на
тебя, так как знает, что ты пренебрежешь ответом. И самое далекое ее же-
лание, о господин, - один взгляд на тебя, когда ты проходишь к дому по
улице, этот взгляд оживит умершую душу. А еще дороже для нее, если ты
начертаешь своей рукой (да одарит ее Аллах всеми достоинствами!) записку
и сделаешь ее заменой тем уединениям, что были у нас в минувшие ночи,
которые ты помнишь. О господин мой, разве я не люблю тебя и не изнурена?
Если ты согласишься на эту просьбу, я буду тебе благодарна, хвала Алла-
ху, и конец".
Я взял письмо и вышел, а наутро я отправился к ворогам Мухаммеда ибн
Сулеймана и нашел его приемную залу наполненной вельможами. И я увидел
там юношу, который украшал собрание и превосходил всех там бывших красо-
тою и блеском, и эмир возвысил его над собравшимися. И я спросил про не-
го, и оказалось, что это Дамра ибн аль-Мугира, и тогда я сказал себе:
"По правде, постигло бедняжку то, что ее постигло!"
И я вышел и направился на Мирбад и стал у ворот дома Дамры, и вдруг
он подъехал со свитой, и тогда я подскочил к нему и стал усердствовать в
пожеланиях блага и подал ему записку. И когда Дамра прочитал ее и понял
ее смысл, он сказал мне: "О старец, мы уже заменили ее; не хочешь ли ты
посмотреть на заменившую?" - "Хорошо!" - сказал я. И Дамра крикнул де-
вушку, и оказалось, что это красавица, смущающая солнце и луну, высоког-
рудая, которая ходит походкой спешащего, не робея. И Дамра подал ей за-
писку и сказал: "Ответь на нее!" И когда девушка прочитала записку, цвет
ее лица пожелтел, так как она поняла, что в ней написано, и она восклик-
нула: "О старец, проси у Аллаха прощения за то, для чего ты пришел!"
И я вышел, о повелитель правоверных, волоча ноги, и пришел к той де-
вушке и попросил разрешения войти, и когда я вошел, она спросила: "Что
позади тебя?" И я ответил: "беда и безнадежность!" - "Не будет беды с
тобою! - сказала девушка. - Но где же Аллах и его могущество?"
И потом она велела дать мне пятьсот динаров, и я вышел. И я проходил
мимо этого места через несколько дней я увидел там слуг и всадников, и я
вошел в дом, и оказалось, что это люди Дамры, которые просят девушку
вернуться к нему, а она говорит: "Нет! Клянусь Аллахом, я не взгляну в
его лицо!"
И я пал ниц, благодаря Аллаха, о повелитель правоверных, из зло-
радства над Дамрой, а потом я приблизился к девушке, и она протянула мне
записку, в которой стояло после имени Аллаха: "Госпожа моя, если бы я не
жалел тебя, - да продлит Аллах твою жизнь! - я описал бы тебе, что прои-
зошло из-за тебя, и изложил бы тебе, чем ты меня обидела, так как это ты
навлекла беду на себя я на меня и проявила дурную дружбу и малую вер-
ность и предпочла нам другую. Ты поступила несогласно с моей любовью, и
Аллах-помощник в том, что случилось по твоей воле. Мир тебе!"
И девушка показала мне подарки и редкости, которые доставил ей Дамра,
и оказалось, что их тысяч на тридцать динаров. Я видел эту девушку впос-
ледствии, и Дамра на ней женился".
И ар-Рашид воскликнул: "Если бы Дамра не опередил меня, у меня было
бы с ней дело из дел!"
|
