 |
|
Рассказывают также, что был в древние времена в Багдаде один человек
из сыновей людей счастья, и он унаследовал от своего отца большие
деньги. Этот человек любил одну невольницу и купил ее, и она любила его
так же, как и он ее. И он до тех пор тратился на нее, пока не ушли все
его г деньги, так что из них ничего не осталось. И юноша стал искать ка-
кого-нибудь способа пропитания, чтобы прожить, но не мог найти. А этот
юноша, в дни богатства, посещал собрания сведущих в искусстве пения и
достиг отдаленнейших пределов. И он спросил совета у одного из друзей, и
тот сказал ему: "Я не знаю для тебя ремесла лучше, чем петь вместе с
твоей невольницей. Ты будешь брать за это большие деньги и есть и пить".
Но это было противно и юноше и невольнице, и девушка сказала ему: "Я
нашла для тебя выход". - "А какой?" - спросил юноша, и невольница сказа-
ла: "Ты продашь меня, и мы вырвемся из этой беды - и я и ты, - и я буду
жить в богатстве, так как подобную мне купит только обладатель бо-
гатства, и таким образом я буду причиной моего возвращения к тебе".
И юноша вывел невольницу на рынок, и первым, кто увидел ее, был один
хашимит [640] из жителей Басры. Это был человек образованный, изысканный,
со щедрой душой, и он купил девушку за тысячу пятьсот динаров.
"И когда я получил деньги, - говорил юноша, владелец невольницы, - я
раскаялся, и мы с невольницей заплакали, и я стал просить об уничтожении
продажи, но хашимит не согласился. И я положил динары в кошель и не
знал, куда пойду, так как мой дом был пустыней без этой девушки, и я на-
чал так плакать, бить себя по щекам и рыдать, как не случалось мне ни-
когда. И я вошел в одну из мечетей, и сел там, плача, и был так ошелом-
лен, что перестал сознавать себя. И я заснул, положил кошель под голову,
как подушку, и не успел я опомниться, как какой-то человек вытащил его у
меня из-под головы и ушел, поспешно шагая. И я проснулся, устрашенный и
испуганный, и, поднявшись, побежал за тем человеком, и вдруг оказалось,
что ноги у меня опутаны веревкой.
И я упал лицом вниз, и стал плакать и бить себя по щекам, и сказал
себе: "Покинула тебя душа..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот девяносто седьмая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто седьмая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что юноша рассказал, как у него пропал
кошель, и продолжал: "И я сказал себе: "Покинула тебя душа, и пропали
твои деньги!" И мое положение стало еще тяжелее. И я пришел к Тигру и,
накинув одежду себе на лицо, бросился в реку, и люди, бывшие тут, поняли
в чем дело и сказали: "Это из-за великой заботы, постигшей его".
И они бросились за мной, и вытащили меня, и спросили в чем дело, и я
рассказал, что со мной случилось, и люди опечалились. И ко мне подошел
один из них, старик, и сказал: "Твои деньги пропали, но как можешь ты
способствовать тому, чтобы пропала твоя душа и ты стал бы одним из людей
огня? Встань, пойдем со мной, я посмотрю твое жилище". И я встал, и ког-
да мы достигли моего жилища, старик немного посидел у меня, пока то, что
было во мне, не успокоилось, и я поблагодарил его за это, и он ушел. А
когда он от меня вышел, я едва не убил себя, но вспомнил об огне и буду-
щей жизни. И я вышел из дома, и побежал к одному из друзей, и рассказал
ему, что со мной случилось, и мой друг заплакал из жалости ко мне, и дал
мне пятьдесят динаров, и сказал: "Прими мой совет: уходи сейчас же из
Багдада, и пусть эти деньги пойдут тебе на расходы, пока твое сердце не
отвлечется от любви к ней и не утешится без нее. Ты из сыновей людей,
пишущих и составляющих указы, у тебя отличный почерк и прекрасное обра-
зование. Отправляйся к любому из наместников и пади перед ним ниц - мо-
жет быть, Аллах соединит тебя с твоей невольницей".
И я послушался его, и окрепла моя решимость, и исчезла часть моей за-
боты, и я решил направиться в землю Васита [641] - у меня были там родные.
И я пошел на берег реки, и увидел корабль, стоявший на якоре, и матро-
сов, носивших вещи и роскошные материи, и попросил их взять меня с со-
бой, и они сказали: "Этот корабль принадлежит одному хашимиту, и нам не-
возможно тебя взять таким образом".
И я стал соблазнять матросов платой, и они сказали: "Если уж это не-
избежно, тогда сними твою роскошную одежду, надень одежду матросов и са-
дись с нами, как будто ты один из нас". И я вернулся в город, и купил
кое-что из одежды матросов, и, надев это, взошел на корабль (а корабль
направлялся в Басру). И я сошел на корабль с матросами, и не прошло и
минуты, как я увидел мою невольницу, - ее самое, - и ей прислуживали две
невольницы. И прошел бывший во мне гнев, и я сказал про себя: "Вот я и
буду видеть ее и слушать ее пенье до Басры". И очень скоро после того
приехал верхом хашимит, и с ним толпа людей, и они сели на корабль, и
корабль поплыл с ними вниз). И хашимит выставил кушанья и начал есть,
вместе с невольницей, и остальные тоже поели посреди корабля, а потом
хашимит сказал невольнице: "До каких пор продлится этот отказ от пения и
постоянная печаль и плач? Не ты первая рассталась с любимым!" И я узнал
тогда, какова была любовь девушки ко мне. А затем хашимит повесил перед
невольницей занавеску на краю корабля и, позвав тех, кто был на моем
конце, сел с ними перед занавеской, и я спросил, кто они, и оказалось,
что это братья хашимита. И хашимит выставил им то, что было нужно из ви-
на и закусок, и они до тех пор понуждали девушку петь, пока она не пот-
ребовала лютню. И она настроила ее и начала петь, произнося такие два
стиха:
"Караван отъехал с возлюбленным и идет во тьме,
И ночной свой путь, вместе с милыми, не прервут они.
У влюбленного, когда скрылся с глаз караван совсем,
Остался в сердце угль гада пылающий" [642].
И потом девушку одолел плач, и она бросила лютню и прервала пение, и
присутствующие огорчились, и я упал без памяти. И люди подумали, что со
мной случился припадок падучей, и кто-то из них стал читать Коран мне на
ухо, и они до тех пор уговаривали девушку и просили ее петь, пока она не
настроила лютню и не начала петь, произнося такие два стиха:
"Я стояла, плача о путниках, что уехали, -
Я храню их в сердце, хоть и далеко ушли они.
У развалин ставки стою теперь, вопрошая их, -
Но дом ведь пуст, и безлюдны ныне жилища их".
И потом она упала, покрытая беспамятством, и люди подняли плач, и я
вскрикнул и упал без чувств. И матросы зашумели, и один из слуг хашимита
сказал им: "Как вы повезли этого одержимого?" А потом они сказали друг
другу: "Когда доедете до какой-нибудь деревни, сведите его и избавьте
нас от него".
И меня охватила из-за этого великая забота и мучительное страданье, и
я постарался быть как можно более стойким и сказал себе: "Нет мне хит-
рости для освобождения из их рук, если не дам знать девушке, что я нахо-
жусь на корабле, чтобы она помешала им свести меня с корабля". И потом
мы ехали, пока не оказались близ одной деревни, и владелец корабля ска-
зал: "Выйдем на берег". И люди вышли. А это было вечером, и я поднялся,
и зашел за занавеску, и, взяв лютню, изменил на ней лады один за другим,
и настроил ее на такой лад, которому девушка научилась у меня, а затем я
вернулся на корабль..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот девяносто восьмая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто восьмая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил: "И затем я вернулся на
свое место на корабле, и люди пришли с берега и возвратились на свои
места на корабле, и луна распространилась над землей и над водой". И ха-
шимит сказал девушке: "Ради Аллаха, не делай нашу жизнь горькой!" И она
взяла лютню, и коснулась рукой струн, и так вскрикнула, что подумали,
что дух вышел из нее, и потом она сказала: "Клянусь Аллахом, мой учитель
с нами, на этом корабле!" - "Клянусь Аллахом, - воскликнул хашимит, -
будь он с нами, я не лишил бы его нашего общества, так как он, может
быть, облегчил бы то, что с тобой, и мы бы воспользовались твоим пением!
Но то, чтобы он был на корабле, - дело далекое". - "Я не могу играть на
лютне и менять песни, когда мой господин с нами", - сказала девушка, и
хашимит молвил: "Спросим матросов". - "Сделай так!" - сказала невольни-
ца, и хашимит спросил: "Взяли ли вы с собой кого-нибудь?" - "Нет", - от-
ветили моряки, и я испугался, что расспросы прекратятся, и засмеялся, и
сказал: "Да, я ее учитель, я учил ее, когда был ее господином". - "Кля-
нусь Аллахом, это слова моего владыки!" - воскликнула невольница. И слу-
ги подошли ко мне и привели меня к хашимиту, и, увидев меня, он меня уз-
нал и сказал: "Горе тебе! Что с тобой и что тебя поразило, что ты в та-
ком виде?"
И я рассказал ему, что со мной случилось, и заплакал, и раздались ры-
данья невольницы из-за занавески, и хашимит со своими братьями горько
заплакал от жалости ко мне, а потом он сказал: "Клянусь Аллахом, я не
приближался к этой невольнице и не сходился с ней и не слышал ее пения
до сегодняшнего дня. Я человек, которому Аллах расширил его надел, и я
прибыл в Багдад лишь для того, чтобы послушать пение и испросить мое жа-
лованье от повелителя правоверных, и сделал оба дела, и когда я захотел
вернуться на родину, я сказал себе: "Послушаю багдадское пение!" - и ку-
пил эту невольницу. Я не знал, что вы оба в таком состоянии. Призываю
Аллаха в свидетели: когда эта девушка достигнет Басры, я ее отпущу на
волю и женю тебя на ней и буду выдавать вам столько, что вам хватит, и
больше, но с условием, что когда мне захочется послушать пение, перед
девушкой будут вешать занавеску, и она будет петь из-за занавески. А ты
стал одним из моих братьев и сотрапезников".
И затем хашимит сунул голову за занавеску и спросил девушку: "Соглас-
на ли ты на это?" И девушка принялась его благословлять и благодарить. И
потом он позвал одного из слуг и сказал ему: "Возьми этого юношу за ру-
ку, сними с него его одежду, одень его в роскошные платья, окури его
благовониями и приведи к нам".
И слуга взял меня, и сделал со мною то, что велел его господин, и
привел меня к нему, и хашимит поставил передо мной вино, как он поставил
его перед другими, и невольница начала петь на прекраснейший напев, про-
износя такие стихи:
"Порицали за то меня, что рыдала,
Когда милый пришел ко мне для прощанья.
Не вкушали они разлуки, не знают,
Как сжигает печаль тоски мои ребра.
Право, знает любовь и страсть лишь печальный,
Потерявший в кочевье их свое сердце".
И все пришли в великий восторг, и усилилась радость юноши, - и я взял
у невольницы лютню, - говорил он, - и ударил по ней, извлекая прекрас-
нейшие звуки, и произнес такие стихи:
"Проси дара, коль просишь ты благородных,
Всегда знавших богатство и изобилье,
Ибо просьба ко щедрому возвышает,
Обращенье же к низкому лишь позорит.
Если ж будет унизиться неизбежно,
Униженье, прося великих, отбрось ты.
Возвеличить достойного - не унизит,
Униженье - коль низких ты возвышаешь".
И люди обрадовались мне, и радость их усилилась, и они пребывали в
радости и веселье, и то я пел немного, то невольница пела немного, пока
мы не пристали где-то к берегу. Корабль стал на якорь, и все вышли, и я
тоже вышел. А я был пьян и сел помочиться, и одолел меня сон, и я зас-
нул, а путники вернулись на корабль, и он поплыл с ними вниз по реке, и
они не знали о моем отсутствии, так как были пьяны. Я отдал деньги не-
вольнице, и у меня ничего не осталось, и они уже достигли Басры, а я
проснулся только от солнечного зноя. И я поднялся в том месте и осмот-
релся, но не увидел никого, а я забыл спросить хашимита, как его зовут,
где его дом в Басре и как о нем узнать. И я впал в смущенье, и оказа-
лось, что моя былая радость о встрече с невольницей - сон. И я не знал,
что делать, и прошел мимо меня большой корабль, и я вошел на этот ко-
рабль и приплыл в Басру, и я не знал там никого и не знал, где дом хаши-
мита. И я зашел к одному зеленщику и взял у него чернильницу и бума-
гу..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот девяносто девятая ночь
Когда же настала восемьсот девяносто девятая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что багдадец, хозяин невольницы, когда
приплыл в Басру, впал ночь в смущение, и он не знал, где дом хашимита.
"И я зашел к одному зеленщику, - говорил он, - и, взяв чернильницу и
бумажку, сел и начал писать, и зеленщику понравился мой почерк. И он
увидел, что на мне грязная одежда, и спросил меня о моем деле, и я расс-
казал ему, что я чужеземец, бедняк, и зеленщик сказал: "Не останешься ли
ты у меня? Тебе будет каждый день полдирхема, пища и одежда, и ты будешь
вести счета в моей лавке". И я сказал ему: "Хорошо". И остался у него, и
привел в порядок его дела, и упорядочил его доход и расход, и когда про-
шел месяц, зеленщик увидел, что его доход увеличивается, а расход
уменьшается, и поблагодарил меня за это. И он назначил мне за каждый
день дирхем, и так шло, пока не кончился год, и тогда зеленщик предложил
мне жениться на его дочери и стать его товарищем по владению лавкой, и я
согласился на это. И я вошел к своей жене и стал сидеть в лавке с сокру-
шенным сердцем и умом, проявляя печаль, а зеленщик пил и звал меня к то-
му же, но я отказывался пить от горя. И я провел таким образом два года,
и однажды, сидя в лавке, я вдруг увидел толпу людей, несших кушанья и
напитки. Я спросил зеленщика в чем дело, и он сказал: "Сегодня день лю-
дей состоятельных, когда выходят музыканты и юноши из людей богатых на
берег реки, чтобы поесть и попить среди деревьев, на канале Оболле" [643].
И душа призвала меня посмотреть на гулянье, в я сказал про себя: "Может
быть, если я увижу этих людей, я встречусь с той, кого люблю". И я ска-
зал зеленщику: "Я тоже хочу этого". И зеленщик сказал: "Если желаешь,
пойди с ними".
И он приготовил мне кушанья и напитки, и я пошел, но когда я достиг
канала Оболлы, я увидел, что люди уходят. И я хотел уходить с ними и
вдруг вижу - капитан того самого корабля, на котором был хашимит С де-
вушкой, плывет по каналу Оболле. И я закричал, и капитан и те, кто был с
ним, узнали меня, и взяли к себе, и сказали: "Разве ты жив?" - и обняли
меня, и спросили, что со мной было, и я рассказал им. "Мы думали, что
тебя одолело опьянение и ты утонул в воде", - сказали они, а я спросил
их, в каком состоянии невольница, и они сказали: "Когда она узнала, что
ты пропал, она разорвала на себе одежду и сожгла лютню и принялась бить
себя по щекам и рыдать, и когда мы вернулись с хашимитом в Басру, мы
сказали ей: "Оставь этот плач и печаль". И она ответила: "Я надену чер-
ное и устрою в этом доме могилу, и буду сидеть у могилы, и откажусь от
пения". И мы позволили ей, и она пребывает в таком состоянии до сих
пор".
И они взяли меня с собой, и я пришел в их дом и увидел невольницу в
таком состоянии, и она, увидав меня, испустила великий крик, так что я
подумал, что она умерла, и обняла меня долгим объятием. И хашимит сказал
мне: "Возьми ее". И я отвечал: "Хорошо, но только освободи ее, как ты
мне обещал, и жени меня на ней". И хашимит освободил ее и дал нам доро-
гие вещи, и много одежды, и ковры, и пятьсот динаров и сказал: "Вот
сколько я хотел вам выдавать каждый месяц, но с условием, что я буду
пить с тобой и слушать невольницу".
И затем он освободил для нас дом и велел перенести туда все, что было
нам нужно, и я отправился в этот дом и увидел, что он завален коврами и
материями, и перевел туда девушку. И потом я пошел к зеленщику и расска-
зал ему обо всем, что со мной случилось, и попросил его освободить меня
от ответственности за развод с его дочерью и не считать это грехом. И я
дал ей приданое и то, что было обязательно. И я провел с хашимитом таким
образом два года и стал обладателем большого богатства, и вернулась ко
мне та жизнь, какою я жил с невольницей в Багдаде, и Аллах великодушный
облегчил наше горе, и осыпал нас обильными благами, и сделал исходом на-
шей стойкости достижение желаемого, и ему да будет хвала в этой и в бу-
дущей жизни, и Аллах лучше знает истину".
|
