Сайт тысячи и одной ночи
Сайт
ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ

перевод с арабского М. А. Салье





 
   
1001 ночь. Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки
 
 


1001 ночь. Арабские сказки

Книга тысячи и одной ночи


Оглавление

Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира

 

примечания в квадратных скобках [   ]


  • Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира, ночи 963-970
  • Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира, ночи 971-978
  •  

     

    Тысяча и одна ночь. Сказки  
       Рассказывают также, о счастливый царь, что был в древние времена один
    купец, по имени Абд-ар-Рахман. И наделил его Аллах дочерью  и  сыном,  и
    дочь он назвал Каукаб-ас-Сабах из-за ее красоты и прелести,  а  сына  он
    назвал Камар-аз-Заман из-за его великой красоты. И когда он увидел,  ка-
    кой одарил их Аллах красотой, прелестью, блеском  и  соразмерностью,  он
    побоялся для них зла от глаз смотрящих и языков  завистников,  и  козней
    коварных, и ухищрений развратников и скрывал их от людей  в  одном  доме
    четырнадцать лет, так что никто их не видел, кроме их  родителей  и  не-
    вольницы, которая им служила.
       А их отец читал Коран, как ниспослал его Аллах, и мать их тоже читала
    Коран. И мать стала обучать свою дочь, а отец обучал сына, пока дети  не
    запомнили Коран и не научились письму, счету, наукам и вежеству от  отца
    и матери, так что не нуждались в учителе.
       И когда мальчик достиг возраста мужей, жена купца сказала: "До  каких
    пор ты будешь скрывать твоего сына Камар-аз-Замана от людей?  Что  он  -
    девочка или мальчик?" - "Мальчик", - ответил ей купец.  И  она  молвила:
    "Раз он мальчик, почему ты не возьмешь его с собой на рынок и  не  поса-
    дишь его в лавке, чтобы он знал людей, и люди знали его, и им  стало  бы
    известно, что он твой сын. Научи его покупать и продавать, может быть, с
    тобой что-нибудь случится, и люди будут знать, что он твой сын, когда он
    наложит руку на твое наследство. Если же ты умрешь теперь  и  он  скажет
    людям: "Я сын купца Абд-ар-Рахмана", - ему не поверят и скажут: "Мы тебя
    не видели и не знаем, что у него есть сын".  И  твое  имущество  возьмут
    власти, а твой сын будет лишен всего. И дочку я тоже хочу  показать  лю-
    дям, - может быть, ктонибудь, ей равный, посватается к ней, и мы выдадим
    ее замуж и порадуемся на нее". - "Это от страха людского глаза", -  ска-
    зал купец..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девятьсот шестьдесят четвертая ночь
    
       Когда же настала девятьсот шестьдесят четвертая  ночь,  она  сказала:
    "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда жена купца сказала ему  эти
    слова, он ответил ей: "Это от страха людского глаза, так как я люблю мо-
    их детей, а любящий сильно ревнив, и отличился тот, кто сказал:
       Ревную тебя к себе самому, и к взорам
       Моим, и к тебе, и к бегу часов, и к месту.
       Когда б тебя вложил я в мои очи,
       Вовек мне близость бы не надоела.
       И если б каждый день мы были вместе,
       До воскресенья дня, - мне было б мало".
       И жена его сказала ему: "Положись на Аллаха! Не будет беды с тем, ко-
    го хранит Аллах! Возьми его с  собой  сегодня  в  лавку".  И  она  одела
    мальчика в платье из роскошнейших одежд, и он стал искушением для взира-
    ющих и огорчением для сердец влюбленных. И отец взял его с собой и  отп-
    равился с ним на рынок. И всякий, кто видел  мальчика,  пленялся  им,  и
    подходил к нему, и целовал ему руку, и приветствовал его. А его отец ру-
    гал людей за то, что они шли за ним следом, чтобы поглядеть на его сына.
    И некоторые люди говорили: "Это" солнце взошло и засияло  на  рынке".  А
    другие говорили: "Место восхода луны - в такой-то  стороне".  Другие  же
    говорили: "Появился серп луны праздника над рабами Аллаха"  [669].  И  все
    они намекали на мальчика словами и желали ему блага, и его отца  охватил
    стыд из-за слов людей, но он не мог никому из них запретить  говорить  и
    стал ругать мать Камар-аз-Замана и проклинать ее, так как это  она  была
    причиной выхода мальчика.
       И отец Камар-аз-Замана обернулся и увидел, что люди толпятся за ним и
    перед ним, когда он идет. И наконец они дошли до лавки, и  Абд-ар-Рахман
    отпер лавку, и сел, и посадил перед собой своего сына. И,  посмотрев  на
    людей, он увидел, что они запрудили дорогу, и всякий, кто проходил мимо,
    вперед или назад, останавливался перед лавкой, и смотрел на это красивое
    лицо, и не мог от него оторваться. И все люди, мужчины и  женщины,  были
    согласны в этом и произносили слова сказавшего:
       "Ты создал красоты, чтоб нас испытать,
       И нам ты сказал: "О рабы, меня бойтесь!"
       Прекрасен ты сам и прекрасное любишь -
       Твоим ли рабам да в меня не влюбиться?"
       И когда купец Абд-ар-Рахман увидел, что люди толпятся вокруг его  сы-
    на, и мужчины и женщины стоят рядами, уставившись на мальчика,  он  сму-
    тился до крайности и впал в недоумение, не зная, что делать. И не  успел
    он опомниться, как подошел к нему, со стороны рынка, дервиш из  странни-
    ков, на котором было облачение праведных рабов Аллаха, и  приблизился  к
    мальчику и начал произносить стихи и проливать обильные слезы.  И,  уви-
    дев, что Камар-аз-Заман сидит, подобный ветви ивы, растущей на куче шаф-
    рана, он пролил слезы из глаз и произнес такие два стиха:
       "Увидел я трость на куче камня.
       Как месяц она, когда он блещет.
       "Как имя?" - спросил. Он молвил: "Лу-лу".
       Я крикнул: "Мне! Мне!" Он молвил: "Нет! Нет!" [670]
       И затем дервиш стал не спеша подходить, поглаживая рукой свои седины.
    И толпа расступилась из почтения к нему, и когда он увидел мальчика, его
    ум и взор были ошеломлены, и к нему подошли слова сказавшего:
       И вот красавец этот где то раз стоял,
       В лице его светился месяц праздника,
       И вдруг к нему почтенный подошел старик -
       Походкою неспешной он нарочно шел,
       На нем следы виднелись строгой жизни.
       Прошел ночей и дней он испытанья, запретное узнал и то, что можно.
       И женщин и мужчин любил он страстно,
       И тонким сделался, как зубочистка
       Костями стал он, что покрыты кожей.
       В искусстве этом был он истым персом,
       И старец юношей ему казался,
       В любви же к женщинам он был узритом,
       Но в отраслях обеих был он сведущ.
       И Зейнаб или Зейд - не различал он.
       Любил красавиц он, любил их страстно,
       Рыдал в кочевье, плакал над следами,
       Сочтешь его, охваченного страстью,
       Ты веткой, что качается от ветра.
       Ведь твердость свойственна одним лишь скалам.
       В искусстве страсти опытен был старец,
       Внимателен и зорок в этом деле.
       И трудное и легкое прошел он,
       С оленем и с газелью обнимался.
       Любя седых и безбородых равно.
       И дервиш подошел к мальчику и подал  ему  стебель  базилика.  И  отец
    мальчика положил руку в карман  и,  вынув  несколько  дирхемов,  сказал:
    "Возьми свою долю, о дервиш, и уходи своей дорогой".
       И дервиш взял у него дирхемы, и сел на скамью в лавке, перед  мальчи-
    ком, и начал смотреть на него и плакать, испуская непрерывные вздохи,  и
    слезы его были точно полноводные ручьи, и люди смотрели на него и  пори-
    цали его, и одни говорили: "Все дервиши развратники". А другие говорили:
    "У этого дервиша от любви к мальчику в сердце пожар".
       Что же касается до его отца, то, когда он увидел эти  обстоятельства,
    он встал и сказал: "Выходи, о дитя мое, мы запрем лавку и  уйдем  домой.
    Не подобает нам в сегодняшний день покупать и продавать.  Аллах  великий
    пусть воздаст твоей матери за то, что она с нами сделала. Это  она  была
    причиной всего этого. О дервиш, - сказал он потом,  -  выходи,  я  запру
    лавку".
       И дервиш вышел, и купец запер лавку, и взял своего сына, и  пошел.  И
    дервиш следовал за ним, вместе с людьми, пока они не дошли  до  дому,  и
    мальчик вошел в дом, и купец обернулся к дервишу и спросил его: "Что  ты
    хочешь, о дервиш, и почему это, я вижу, ты плачешь?" -
       "О господин, - сказал дервиш, - я хочу быть "твоим гостем сегодня ве-
    чером. Ведь гость - гость великого Аллаха". -  "Добро  пожаловать  гостю
    Аллаха, - сказал купец, - входи, о дервиш..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девятьсот шестьдесят пятая ночь
    
       Когда же настала девятьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло
    до меня, о счастливый царь, что когда  дервиш  сказал  купцу,  отцу  Ка-
    мар-аз-Замана: "Я гость Аллаха", купец ответил  ему:  "Добро  пожаловать
    гостю Аллаха! Входи, о дервиш". А про себя купец сказал: "Если этот дер-
    виш влюбился в мальчика и потребует от него мерзости, я обязательно убью
    его сегодня ночью и скрою его могилу, а если  в  нем  нет  разврата,  то
    пусть гость съест свою долю".
       И потом он ввел дервиша и Камар-аз-Замана в одну комнату и сказал по-
    тихоньку Камар-аз-Заману: "О дитя мое, садись рядом с дервишем и подраз-
    ни его и поиграй с ним, после того как я от вас выйду. И если он  потре-
    бует от тебя дурного, я буду смотреть на вас из окна, которое выходит  в
    эту комнату, и спущусь к нему и убью его".
       И когда дервиш остался с мальчиком один в комнате и тот сел  рядом  с
    дервишем, дервиш стал смотреть на него, и вздыхать, и плакать.  И  когда
    мальчик заговаривал с ним, он отвечал ему мягко, а сам дрожал и  огляды-
    вался на мальчика, вздыхая и плача. И пришло время ужина, и дервиш  стал
    есть, и глаза его были устремлены на мальчика и не переставали  плакать.
    И когда прошла четверть ночи, и кончилась беседа, и пришло время  спать,
    отец мальчика сказал: "О дитя мое, постарайся сам  служить  твоему  дяде
    дервишу и не перечь ему", - и хотел выйти. Но дервиш сказал ему: "О гос-
    подин мой, возьми своего сына с собой или спи с нами". - "Нет, -  сказал
    купец, - вот мой сын - он будет спать с тобой. Может быть, твоя душа че-
    го-нибудь захочет, и тогда мой сын исполнит твою нужду и будет тебе слу-
    жить".
       И он вышел, и оставил их, и сел в другой комнате, где было окно,  вы-
    ходившее в комнату тех двоих, и вот что было с купцом.
       Что же касается мальчика, то он подошел к дервишу и стал  его  распа-
    лять и предлагать ему себя. И дервиш рассердился и сказал: "Что это  та-
    кое за слова, о дитя мое! Прибегаю к Аллаху от сатаны, битого камнями! О
    боже мой, это осуждается и неугодно тебе! Удались от меня, о дитя  мое!"
    И дервиш поднялся со своего места и сел далеко от мальчика, но тот  пос-
    ледовал за ним, и бросился ему на грудь и сказал: "Почему, о дервиш,  ты
    лишаешь себя услады близости со мной, когда мое сердце  тебя  любит?"  И
    гнев дервиша усилился, и он воскликнул: "Если ты не отступишься от меня,
    я позову твоего отца и расскажу ему о твоем деле". - "Мой отец, - сказал
    мальчик, - знает, что я такой, и невозможно, чтобы он помешал мне. Зале-
    чи же мое сердце! Почему ты от меня отказываешься? Разве я тебе не нрав-
    люсь?" - "Клянусь Аллахом, о дитя мое, - сказал дервиш, -  я  не  сделаю
    этого, даже если буду изранен острыми мечами!"
       И он произнес слова поэта:
       "Мое сердце прекрасных любит, и женщин
       И мужчин, и не буду я в этом медлить.
       Нет, и в полдень увижу их и под утро,
       Сыном Лота, иль блудником я не буду".
       И он заплакал и сказал мальчику: "Встань, открой мне дверь, и я  уйду
    своей дорогой. Не буду я больше спать в этом месте!" И  он  поднялся  на
    ноги, но мальчик уцепился за него и стал говорить: "Посмотри, как  сияет
    мое лицо, как красны мои щеки и мягки мои члены и нежны мои губы".
       И потом он обнажил ногу, приводящую в смущение  вино  и  кравчего,  и
    посмотрел на дервиша взором, обессиливающим волшебников  и  колдунов,  и
    был он редкостно красив и мягок в своей изнеженности, как сказал  о  нем
    кто-то из сказавших:
       Мне не забыть, как он поднялся, обнажив
       Нарочно ногу, блестящую, как жемчуг.
       Не дивитесь же, что настал уж день воскресенья - в
       В день воскресенья обнажатся ноги [671].
       И потом юноша показал ему свою грудь и сказал: "Посмотри на мои соски
    - они прекраснее сосков девушки, а моя слюна слаще растительного сахара.
    Брось благочестие и воздержание и избавь рас от богомольности  и  набож-
    ности! Воспользуйся моей близостью и насладись моей красотой.  Не  бойся
    ничего совершенно - ты в безопасности от дурного.  Оставь  равнодушие  -
    скверное это свойство?"
       И он стал ему показывать и открывать то, что было скрыто из его  пре-
    лестей, и ослаблять поводья его ума своими движениями, а дервиш  отвора-
    чивал лицо и говорил: "Прибегаю к Аллаху! Стыдись, о дитя мое! Это  дело
    запретное, и я не сделаю его даже во сне!" И мальчик стал настаивать,  и
    дервиш вырвался от него  и,  обратившись  к  кыбле,  начал  молиться;  и
    мальчик, увидев, что он молится, оставил его. И дервиш совершил  молитву
    в два раката и произнес возглас приветствия, и тогда мальчик  хотел  по-
    дойти к нему, но дервиш начал молиться второй раз и совершил  молитву  в
    два раката, и сделал это в третий раз, и  в  четвертый,  и  в  пятый.  И
    мальчик сказал ему: "Что это за молитва! Разве ты хочешь взлететь к  об-
    лакам? Ты погубил нам веселье, простояв всю ночь в михрабе".
       И затем мальчик бросился к дервишу и начал целовать его меж  глаз,  и
    дервиш сказал ему: "О дитя мое, прогони от себя шайтана и соблюдай пови-
    новение всемилостивому!" Но мальчик воскликнул: "Если ты не сделаешь то-
    го, что я хочу, я позову отца и скажу ему: дервиш хочет со мной  сделать
    мерзость, - и он войдет к тебе и побьет тебя так, что сломает кости  под
    твоим мясом".
       А отец его при всем этом смотрел глазами и слушал ушами, и он уверил-
    ся в том, что в дервише нет разврата, и сказал себе: "Если бы этот  дер-
    виш был развращен, он бы не стал терпеть всей этой тяготы".
       А мальчик все пробовал соблазнять дервиша, и всякий раз, как тот  хо-
    тел начать молитву, прерывал ее, так что дервиш рассердился на  мальчика
    до крайности и стал с ним груб и побил его. И мальчик  заплакал,  и  его
    отец вошел к нему, и вытер ему слезы, и, успокоив его,  сказал  дервишу:
    "О, брат мой, раз ты такой, чего же ты плакал и  горевал,  когда  увидел
    моего сына? Есть ли для этого какая-нибудь причина?" -  "Да",  -  сказал
    дервиш. И купец молвил: "Когда я увидел, что ты плачешь при виде мальчи-
    ка, я подумал о тебе дурное и велел мальчику так делать, чтобы  испытать
    тебя, и задумал, если я увижу, что ты требуешь от него мерзости, войти к
    тебе и убить тебя. Но когда я увидел, как ты поступил, я узнал,  что  ты
    до крайности праведен. Но, ради Аллаха, расскажи мне  о  причине  твоего
    плача".
       И дервиш вздохнул и сказал: "О господин мой, не береди  успокоившиеся
    раны". И купец воскликнул: "Обязательно расскажи мне!"
       И тогда дервиш молвил: "Знай, что я дервиш, блуждающий  по  землям  и
    странам, чтобы извлечь назидание из творений создателя  ночи  и  дня.  И
    случилось мне войти в город Басру в день пятницы, на заре дня..."
       И Шахразаду застало утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девятьсот шестьдесят шестая ночь
    
       Когда же настала девятьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала: "Дош-
    ло до меня, о счастливый царь, что дервиш говорил купцу:  "Знай,  что  я
    дервиш странствующий, и случилось мне войти в город Басру в день  пятни-
    цы, на заре дня. И я увидел, что лавки отперты, и в них  всякие  товары,
    снедь и напитки, но они пусты, и нет в них мужчины, женщины, девочки или
    мальчика, и нет на площадях и рынках ни собак, ни кошек, и не слышно там
    шума и не видно человека, и удивился, и сказал: "Посмотреть бы, куда де-
    вались люди этого города с их кошками и собаками и что сделал с ними Ал-
    лах".
       А я был голоден и взял горячего хлеба из пекарни хлебопека, и,  войдя
    в лавку масленика, намазал хлеб топленым маслом и медом, и поел. А потом
    я вошел в лавку с напитками и попил, чего хотел. И я увидел, что кофейня
    открыта, и вошел туда, и увидел кофейники на огне, полные кофе, но и там
    никого не было. И я напился вдоволь  и  сказал:  "Поистине,  это  удиви-
    тельная вещь! Похоже, что к жителям этого города пришла  смерть,  и  они
    все сейчас умерли, или они испугались чего-нибудь, что  их  постигло,  и
    вбежали и не могли запереть своих лавок".
       И когда я размышлял об этом деле, вдруг послышались звуки музыки, и я
    испугался, и сидел некоторое время, спрятавшись, и смотрел через отверс-
    тия и щели. И я увидел невольниц, подобных луне, которые  шли  по  рынку
    пара за парой, без покрывал, а наоборот, с открытыми лицами, и  было  их
    сорок пар - восемьдесят невольниц. И я увидел девушку, ехавшую на  коне,
    который не мог передвигать ноги - так много было на нем и на девушке зо-
    лота, и серебра, и драгоценных камней. И эта девушка была с открытым ли-
    цом, без покрывала, и она была украшена самыми роскошными украшениями  и
    одета в роскошнейшие одежды. На шее у нее были бусы из драгоценных  кам-
    ней, а на груди золотые ожерелья, и на ее руках были запястья,  сияющие,
    как звезды, а на ногах - золотые браслеты, украшенные дорогими  металла-
    ми. И невольницы окружали ее, а перед нею шла девушка, перевязанная  ве-
    ликолепным мечом с изумрудной рукояткой и золотыми подвесками,  украшен-
    ными драгоценностями.
       И когда эта девушка достигла той части улицы, что была  против  меня,
    она натянула узду коня и сказала: "О девушки, я  услышала  какой-то  шум
    внутри этой лавки. Обыщите ее, чтобы в ней не сидел кто-нибудь  спрятан-
    ный, кто хочет посмотреть на нас, когда мы с открытыми лицами".
       И невольницы обыскали лавку, стоявшую перед кофейной, где я  спрятал-
    ся, и я испугался и увидел, что невольницы вывели какого-то  человека  и
    сказали девушке: "О госпожа, мы увидели там человека, и вот он перед то-
    бой". И девушка сказала невольнице, у которой был меч: "Скинь ему  голо-
    ву". И невольница подошла к этому человеку, и отрубила ему голову, и ос-
    тавила его валяться на земле, и они ушли. И я испугался, увидев это обс-
    тоятельство, но любовь к девушке привязалась к моему сердцу.
       А через некоторое время появились люди, и всякий, у кого была  лавка,
    вошел в нее. И люди стали ходить по рынкам и собрались  вокруг  убитого,
    смотря на него. И я потихоньку вышел из своего укрытия, и никто меня  не
    заметил, и любовь к девушке овладела моим сердцем. И я  стал  потихоньку
    распытывать, кто она, но никто не рассказал мне про нее. И после этого я
    вышел из Басры, и в сердце моем из-за любви к  девушке  была  печаль.  И
    когда я увидел этого твоего сына, я увидел, что он больше всех людей по-
    хож на ту девушку, и он взволновал во мне огонь любви и  разжег  в  моем
    сердце пламя страсти. И вот причина моего плача". И потом дервиш  запла-
    кал сильным плачем, больше которого нет, и сказал: "О господин мой, ради
    Аллаха, открой мне дверь, чтобы я ушел своей дорогой".  И  купец  открыл
    ему дверь, и он ушел.
       Вот что было с ним. Что же касается Камар-аз-Замана, то, когда он ус-
    лышал слова дервиша, ему ум заняла любовь к этой девушке, и овладела  им
    страсть, и взволновалась в нем любовь и увлечение. И когда наступило ут-
    ро, он сказал своему отцу: "Все дети  купцов  путешествуют  по  странам,
    чтобы достичь желаемого, и нет среди них никого, кому бы отец не  собрал
    товаров и кто бы не отправился с ними путешествовать  и  не  получил  бы
    прибыли. Почему, о батюшка, ты не соберешь мне товаров, чтобы  я  поехал
    путешествовать и посмотрел, каково мое счастье?" - "О дитя мое, -  отве-
    тил ему отец, - у купцов мало денег, и они посылают своих детей в  путе-
    шествие ради прибыли и дохода, чтобы добыть мирские блага. Что же  каса-
    ется меня, то у меня много денег, и нет во мне жадности, так  как  же  я
    отправлю тебя на чужбину? Я не могу расстаться с тобою ни на минуту, тем
    более что ты бесподобен по красоте, прелести и совершенству, и  я  боюсь
    за тебя". - "О батюшка, - сказал Камар-азЗаман, - невозможно,  чтобы  ты
    не собрал мне товаров и я бы не поехал с ними в путешествие  -  иначе  я
    обману тебя и убегу хотя бы без денег и без товаров. И  если  ты  хочешь
    успокоить мое сердце, то собери мне товаров, и я попутешествую и посмот-
    рю на чужие страны.
       И когда отец мальчика увидел, что тот привязался и мысли о  путешест-
    вии, он рассказал об этом своей жене и сказал ей: "Твой сын хочет, чтобы
    я собрал ему товаров, и он отправился бы с ними в чужие страны, на  чуж-
    бину, хотя на чужбине - горе". И жена ответила ему: "Какой тебе будет от
    этого вред? Таков обычай детей купцов, и все они похваляются путешестви-
    ями и прибылью". - "Большинство купцов, - молвил ее муж,  -  бедняки,  и
    они ищут преумножения денег, а что до меня, то у меня  денег  много".  -
    "Увеличение добра не вредит, - отвечала его жена, - и если ты не  согла-
    сишься на это, я соберу ему товаров из своих денег". - "Я боюсь для него
    чужбины, - сказал купец, - так как чужбина - Злая горесть". И  жена  его
    возразила: "Нет беды на чужбине, если там есть прибыль, а иначе наш  сын
    уйдет, и мы будет его искать, и не найдем, и опозоримся перед людьми".
       И купец внял словам жены и собрал своему сыну  товаров  на  девяносто
    тысяч динаров. И мать дала сыну кошель, в котором было сорок драгоценных
    камней, и наименьшая цена каждого из них была пятьсот динаров.
       "О дитя мое, - сказала она, - береги эти драгоценные камни, - они по-
    могут тебе". И Камар-аз-Заман взял все это и поехал в Басру..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девятьсот шестьдесят седьмая ночь
    
       Когда же настала девятьсот  шестьдесят  седьмая  ночь,  она  сказала:
    "Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман взял все это и по-
    ехал в Басру. Драгоценные камни он положил в кожаный пояс и обвязал  его
    вокруг стана. И он ехал до тех пор, пока между ним и Басрой  не  остался
    один переход. И напали на него кочевники, и раздели его, и убили его лю-
    дей и слуг. И Камар-азЗаман лег между убитыми и вымазал себя  кровью,  и
    кочевники подумали, что он убит, и оставили его, и никто к нему не приб-
    лизился. И они взяли его деньги и ушли. И когда кочевники ушли своей до-
    рогой, Камар-аз-Заман поднялся среди убитых и пошел, и он не владел  ни-
    чем, кроме драгоценных камней, которые были у него в поясе.
       И Камар-аз-Заман шел до тех пор, пока не вошел в Басру. И  случилось,
    что день его прихода была пятница, и город  был  пуст,  как  рассказывал
    дервиш.
       И Камар-аз-Заман увидел, что рынки пусты и лавки  отперты,  но  полны
    товаров. И он поел, и попил, и стал все рассматривать. И когда это  было
    так, он вдруг услышал, что играет музыка, и спрятался в одной  лавке,  и
    пришли девушки. Камар-аз-Заман посмотрел на них, и вдруг увидел женщину,
    ехавшую на коне, и его охватила любовь и страсть, и  овладело  им  такое
    увлечение и любовное безумие, что он еле устоял на ногах.
       А через некоторое время появились люди, и рынки  наполнились.  И  Ка-
    мар-аз-Заман направился на рынок к одному торговцу драгоценными камнями.
    Он вынул один из тех сорока камней, который стоил тысячу динаров, и про-
    дал его этому человеку, и вернулся в свое помещение и провел там ночь. А
    когда наступило утро, он переменил одежду и сходил в баню и  вышел,  по-
    добный полной луне. И он продал четыре камня за четыре тысячи динаров, и
    стал гулять по улицам Басры, одетый в самую роскошную одежду,  и  отпра-
    вился на рынок.
       И увидел он на рынке одного цирюльника, и, подойдя к нему,  побрил  у
    него голову, и завязал с ним дружбу, и сказал: "О батюшка,  я  из  чужих
    стран, вчера я вошел в этот город, и увидел, что он пуст, и  нет  в  нем
    никого - ни человека, ни джинна. И я увидел девушек, и среди них молодую
    женщину, ехавшую на коне, со свитой".
       И он рассказал цирюльнику о том, что видел, и цирюльник сказал:
       "О дитя мое, рассказывал ли ты еще кому-нибудь об этом?" -  "Нет",  -
    отвечал Камар-аз-Заман. И цирюльник сказал: "О дитя мое, берегись  гово-
    рить такие слова кому-нибудь, кроме меня, -  люди  не  скрывают  слов  и
    тайн, а ты - маленький мальчик, и я боюсь, что твои слова станут перехо-
    дить от одних к другим и достигнут тех, о ком они сказаны, и тебя убьют.
    Знай, о дитя мое, что то, что ты видел, не видел никто, и это неизвестно
    никому вне этого города, а что касается жителей Басры, то они умирают от
    этой горести. Каждую пятницу, на рассвете дня, они запирают собак и  ко-
    шек и не дают им ходить по рынку. И все жители города входят в мечети  и
    запирают за собой двери, и никто не может пройти по рынку и выглянуть из
    окна. И ни один человек не знает, в чем причина этой  беды.  Но  сегодня
    ночью, о дитя мое, я спрошу мою жену о причине этого -  она  повитуха  и
    вхожа в дом знатных и знает, что происходит в городе, - и, если  захочет
    Аллах великий, ты придешь ко мне завтра, и я тебе расскажу, что она  мне
    скажет".
       И Камар-аз-Заман вынул пригоршню золота и сказал: "О батюшка,  возьми
    это золото и отдай своей жене - она стала моей матерью". И потом он  вы-
    нул вторую пригоршню и сказал: "Возьми это себе". И цирюльник молвил: "О
    дитя мое, посиди на месте, а я пойду к моей жене и спрошу ее и вернусь к
    тебе с правдивым рассказом".
       И он оставил его в лавке, и пошел к своей жене,  и  рассказал  ей  об
    этом юноше, и сказал: "Я хочу, чтобы ты рассказала мне  истину  о  делах
    этого города, а я расскажу тому юноше-купцу - он очень хочет знать,  по-
    чему люди и животные не допускаются на рынок по утрам в день пятницы.  Я
    думаю, что он влюблен, а он щедр и великодушен, и когда мы  ему  расска-
    жем, нам достанется от него великое благо".
       И жена цирюльника отвечала: "Ступай приведи его и скажи: "Иди погово-
    ри с твоей матерью - моей женой! Она передает  тебе  привет  и  говорит:
    "Нужда исполнена!"
       И цирюльник пошел на рынок и увидел, что Камар-азЗаман сидит  и  ждет
    его. Он рассказал ему обо всем и сказал: "О дитя мое, пойдем к твоей ма-
    тери - моей жене. Она говорит тебе, что нужда исполнена".
       И потом он взял его и шел с ним, пока не вошел к своей  жене.  И  она
    сказала юноше: "Добро пожаловать!" И усадила его, и Камар-аз-Заман вынул
    сто динаров, и отдал их ей, и сказал: "О матушка, расскажи мне  про  эту
    женщину, кто она такая". - "О дитя мое, - ответила  жена  цирюльника,  -
    знай, что к султану Басры прибыл драгоценный камень от царя Индии, и  он
    захотел его просверлить. Он позвал всех ювелиров и сказал им:  "Я  хочу,
    чтобы вы просверлили мне этот камень. Тому, кто его просверлит, я позво-
    лю пожелать от меня, и что бы он ни пожелал, я ему дам, а если он слома-
    ет камень - я скину с него голову". И ювелиры испугались и  сказали:  "О
    царь времени, драгоценный камень быстро  погибает,  и  редко  случается,
    чтобы кто-нибудь просверлил его и не разбил. Не обременяй  же  нас  тем,
    что нам не под силу. Наши руки не могут просверлить этого камня, но  наш
    шейх опытнее нас". - "А кто ваш шейх?" - спросил царь.  И  ему  сказали:
    "Мастер Убейд, он опытнее нас в этом ремесле. У него много денег и хоро-
    шее звание. Пошли за ним, приведи его к себе и прикажи  ему  просверлить
    тебе этот камень".
       И царь послал за Убейдом и велел ему просверлить камень,  заключив  с
    ним упомянутое условие. И Убейд взял камень и просверлил  его  так,  как
    хотелось царю. И царь сказал: "Пожелай от меня, о мастер". Но Убейд мол-
    вил: "О царь времени, дай мне отсрочку до завтра". А причиной этого было
    то, что он хотел посоветоваться со своей женой, которой  была  та  самая
    женщина, что ты видел в пышном шествии. И он любил ее сильной любовью, и
    от великой своей любви к ней ничего не делал, не посоветовавшись с  нею,
    и поэтому просил дать ему отсрочку, пока он не посоветуется.
       И когда Убейд пришел к своей жене, он сказал: "Я просверлил царю дра-
    гоценный камень, и он обещал мне исполнить любое мое желание, и я отсро-
    чил его назвать ему, пока не посоветуюсь с тобой.  Чего  же  ты  хочешь,
    чтобы я пожелал?" И жена его сказала: "У нас денег столько,  что  их  не
    пожрут огни. Если ты меня любишь, пожелай от царя вот что. Пусть на ули-
    цах Басры кричат, чтобы жители города входили в мечети в  день  пятницы,
    за два часа до молитвы, и чтобы не оставалось в городе ни  большого,  ни
    малого, который бы не был в мечети или в доме, и пусть  их  запирают  за
    воротами мечетей и домов, но лавки в городе оставляют открытыми, а  я  с
    моими невольницами буду проезжать по городу, и пусть никто не смотрит на
    меня из окна или из-за оконной решетки. И всякого, на кого я наткнусь, я
    убью".
       И ювелир пошел к царю и пожелал от него это желание, и  царь  даровал
    ему то, что он пожелал, и велел кричать среди жителей Басры..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девятьсот шестьдесят восьмая ночь
    
       Когда же настала девятьсот  шестьдесят  восьмая  ночь,  она  сказала:
    "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь  даровал  ювелиру  то,
    что он пожелал, люди сказали: "Мы боимся для товаров вреда  от  кошек  и
    собак". И царь велел запирать их на время, пока люди не выйдут после со-
    борной молитвы. И эта женщина стала выезжать  каждую  пятницу  на  улицы
    Басры, за два часа до молитвы. И никто не мог пройти по рынку  и  выгля-
    нуть из окна или из оконной решетки. И вот в чем причина всего этого.  Я
    осведомила тебя о девушке, но желаешь ли ты, о дитя мое, узнать о ее де-
    ле, или ты желаешь сблизиться  с  нею?"  -  "О  матушка,  -  сказал  Ка-
    мар-аз-Заман, - я хочу с ней сблизиться". - "Расскажи мне,  что  у  тебя
    есть из роскошных сокровищ", - сказала жена цирюльника. И Камар-аз-Заман
    молвил: "У меня есть дорогие камни четырех видов: одни - ценой в пятьсот
    динаров каждый, другие - по семьсот динаров, третьи - по восемьсот дина-
    ров и четвертые - по тысяче динаров". - "А согласна ли твоя душа  отдать
    четыре из них?" - спросила жена цирюльника. "Моя  душа  согласна  отдать
    все", - ответил Камар-аз-Заман. И она молвила: "О дитя мое,  я  тебя  не
    прогоняю, но поднимайся и вынь один  камень  ценой  в  пятьсот  динаров.
    Спроси, где лавка мастера Убейда, шейха ювелиров, и пойди к  нему  -  ты
    увидишь, что он сидит в своей лавке, одетый в роскошные одежды, и у него
    работают мастера. Пожелай ему мира, сядь возле лавки, вынь камень и ска-
    жи: "О мастер, возьми этот камень и оправь его для меня золотом в  перс-
    тень, но не делай его большим, а сделай величиной с мискаль, не  больше,
    и сработай его как следует". А потом дай ему  двадцать  динаров,  и  дай
    каждому из работников по динару, и посиди у него немного, и  поговори  с
    ним. Когда подойдет к тебе нищий, дай ему  динар  и  проявляй  щедрость,
    чтобы ювелира охватила любовь к тебе. А потом  пойди  к  себе  и  проспи
    ночь, а наутро возьми с собой сто динаров и отдай их твоему  отцу  -  он
    бедный". - "Пусть будет так", - сказал Камар-аз-Заман.
       И, выйдя от нее, он пошел на постоялый двор и  взял  камень  ценой  в
    пятьсот динаров, а потом направился на рынок драгоценных камней и  спро-
    сил, где лавка мастера Убейда, шейха ювелиров. И ему показали его лавку,
    и, подойдя к ней, Камар-аз-Заман увидел, что  шейх  ювелиров  -  человек
    почтенный, и на нем роскошная одежда, и у него работают четыре мастера.
       "Мир с вами", - сказал ему Камар-аз-Заман. И Убейд возвратил ему при-
    ветствие, и сказал: "Добро пожаловать!" - и посадил его. И  Камар-аз-За-
    ман сел и, вынув камень, сказал: "О, мастер, я хочу,  чтобы  ты  оправил
    мне этот камень золотом в перстень, но сделай его величиной  в  мискаль,
    не больше, и оправь его хорошей оправой".
       И он вынул двадцать динаров и сказал: "Возьми это за шлифовку, а пла-
    та за работу останется за мной". И он дал каждому мастеру по  динару,  и
    мастера полюбили его, и мастер Убейд тоже его полюбил. И  Камар-аз-Заман
    сидел и беседовал с ним, и всякому нищему он давал динар, и все  удивля-
    лись его щедрости.
       А у мастера Убейда были в доме инструменты, - такие же, что и в  лав-
    ке. И у него был обычай, когда он хотел сделать  что-нибудь  диковинное,
    работать дома, чтобы мастера не научились его диковинной  работе.  А  та
    женщина, его жена, сидела перед ним, и когда она была перед  ювелиром  и
    он смотрел на нее, он мог делать всякие диковинные вещи,  которые  годи-
    лись только для царей.
       И он сидел и делал этот перстень  у  себя  дома  с  удивительным  ис-
    кусством. И когда его жена увидела камень, она сказала: "Что  ты  хочешь
    сделать с этим камнем?" - "Я хочу оправить его  золотом  в  перстень,  -
    сказал ювелир. - Ему цена пятьсот динаров". -  "Для  кого?"  -  спросила
    она. "Для одного юноши-купца, прекрасного обликом, -  ответил  Убейд.  -
    Его глаза ранят, и его щеки горят огнем, у него рот, как печать Сулейма-
    на, щеки, как анемоны, и губы красные, как коралл, а шея у него, как шея
    газели, и он белый, напоенный румянцем, изящный, тонкий и щедрый,  и  он
    сделал то-то и то-то".
       И ювелир так описывал жене красоту и  прелесть  Камар-аз-Замана,  так
    описывал ей его щедрость и совершенства, и столько  говорил  ей  об  его
    красотах и благородном нраве, что влюбил ее в него (а нет большего свод-
    ника, чем тот, кто описывает своей жене человека и говорит об его красо-
    те и прелести и крайней щедрости на деньги).
       И когда жену ювелира переполнила страсть, она сказала: "А есть в  нем
    какие-нибудь из моих красот". И ювелир ответил: "Все твои  красоты.  Они
    все в нем, и он сходен с тобой по облику, и, может быть, его возраст та-
    ков же, как твой возраст. И если бы я не боялся не уважить  тебя,  я  бы
    сказал, что он лучше тебя в тысячу раз". И жена ювелира промолчала, но в
    ее сердце запылал огонь любви к юноше. А ювелир не переставал разговари-
    вать с нею, перечисляя его красоты, пока не кончил  делать  перстень.  И
    потом он подал его своей жене, и та надела его, и он пришелся по размеру
    ее пальца. И тогда она сказала: "О господин  мой,  мое  сердце  полюбило
    этот перстень, и хочу, чтобы он был мой, я не сниму  его  с  пальца".  -
    "Потерпи, - сказал ей ювелир. - Его владелец щедр, и я постараюсь купить
    у него этот перстень. Если он мне продаст, я принесу его тебе. А если  у
    него есть другой камень, я куплю его для тебя и оправлю как этот..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девятьсот шестьдесят девятая ночь
    
       Когда же настала девятьсот  шестьдесят  девятая  ночь,  она  сказала:
    "Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир сказал своей жене: "Потер-
    пи - его владелец щедр, и я постараюсь купить этот перстень  у  него,  и
    если он мне его продаст, принесу его тебе. А если у него есть другой ка-
    мень, я куплю его и оправлю для тебя, как этот".
       Вот что было с ювелиром и его женой. Что же касается Камар-аз-Замана,
    то он переночевал у себя, а наутро взял сто динаров и, придя к  старухе,
    жене цирюльника, сказал ей: "Возьми эти сто  динаров".  И  она  молвила:
    "Отдай их твоему отцу". И когда Камар-аз-Заман отдал деньги  цирюльнику,
    она спросила: "Сделал ли ты, как я тебе сказала?" - "Да", - отвечал юно-
    ша. И она молвила: "Вставай теперь и отправляйся к шейху ювелиров. Когда
    он даст тебе перстень, надень его на конец пальца, потом быстро сними  и
    скажи: "О мастер, ты ошибся - перстень вышел узкий!" И он спросит  тебя:
    "О купец, сломать ли мне его и сделать пошире". И ты  скажи:  "Не  нужно
    его ломать и делать второй раз. Возьми его и отдай невольнице  из  твоих
    невольниц". А потом вынь другой камень, цена которого будет семьсот  ди-
    наров, и скажи: "Возьми этот камень и оправь его для меня, он лучше, чем
    тот". И дай ему тридцать динаров, а каждому мастеру дай по два динара  и
    скажи ювелиру: "Эти динары - за чеканку, а плата за работу  остается  за
    мной". И потом возвратись в свое жилище и переночуй там, а утром приходи
    и принеси с собой двести динаров, и я довершу для  тебя  остальную  хит-
    рость".
       И Камар-аз-Заман отправился к ювелиру, и тот приветствовал его и  по-
    садил возле лавки. И Камар-аз-Заман спросил его: "Исполнил ли ты заказ".
    - "Да", - ответил ювелир и подал ему перстень. И Камар-аз-Заман взял его
    и надел на конец пальца, а затем быстро снял и сказал: "Ошибся,  о  мас-
    тер!" И он бросил  ему  перстень  и  воскликнул:  "Он  тесен  для  моего
    пальца!" И ювелир спросил: "О купец, расширить мне его?" - "Нет, - отве-
    чал Камараз-Заман, - но возьми его в подарок и надень его комунибудь  из
    своих невольниц. Цена ему пустяковая, так как он стоит пятьсот  динаров,
    и не нужно его оправлять второй раз".
       И затем он вынул другой камень, ценой в семьсот  динаров,  и  сказал:
    "Оправь этот". И дал ювелиру тридцать динаров, а каждому мастеру дал два
    динара, и ювелир сказал: "О господин,  когда  мы  оправим  перстень,  мы
    возьмем за него плату". Но Камар-аз-Заман молвил:  "Это  за  чеканку,  а
    плата остается".
       И он оставил ювелира и ушел, и ювелир оторопел  от  великой  щедрости
    Камар-аз-Замана, и мастера тоже. А потом ювелир отправился к своей  жене
    и сказал ей: "О такая-то, мои глаза не видели никого щедрее этого юноши,
    а ты - твое счастье хорошее, так как он отдал мне перстень даром и  ска-
    зал: "Отдай его комунибудь из твоих невольниц". И он рассказал жене  всю
    историю и затем сказал: "Я думаю, этот юноша не из сыновей купцов  -  он
    из сыновей царей или султанов".
       И всякий раз, как ювелир хвалил Камар-аз-Замана, в его жене  усилива-
    лась любовь к нему, и страсть, и увлечение. И  она  надела  перстень,  а
    ювелир сделал Камар-азЗаману второй, немного шире, чем первый.  И  когда
    он кончил работу, его жена надела этот  перстень  и  держала  на  пальце
    дальше первого и сказала: "О господин мой, посмотри, как красивы эти два
    перстня на моем пальце. Я хочу, чтобы оба перстня были мои". - "Потерпи,
    - сказал ювелир, - может быть, я куплю для тебя и второй".  И  затем  он
    проспал ночь, а утром взял перстень и отправился в лавку.
       Вот то, что было с ним. Что же касается Камар-аз-Замана, то он  пошел
    утром к старухе, жене цирюльника, и дал ей  двести  динаров.  И  старуха
    сказала: "Отправляйся к ювелиру, и когда он отдаст тебе перстень, надень
    его на палец, но затем быстро сними его и скажи: "Ты ошибся,  о  мастер,
    перстень вышел широкий. Когда мастеру, такому, как ты,  приносит  работу
    подобный мне, тот должен снять мерку. Если бы  ты  снял  мерку  с  моего
    пальца, ты не ошибся". А потом вынь другой камень, цена которому  тысяча
    динаров, и скажи ювелиру: "Возьми этот и оправь его, а тот перстень  от-
    дай невольнице из своих невольниц". И дай ему сорок динаров,  а  каждому
    мастеру дай по три динара и скажи: "Это за чеканку, а что  до  платы  за
    работу, то она остается за мной". И посмотри, что  он  скажет.  А  потом
    приходи и принеси с собой триста динаров - отдай их твоему  отцу,  чтобы
    он помогал ими себе в жизни, он ведь человек  бедный  по  состоянию".  -
    "Слушаю и повинуюсь!" - отвечал Камар-аз-Заман.
       И потом он отправился к ювелиру, и тот  сказал  ему:  "Добро  пожало-
    вать!" И посадил его, и дал ему перстень. И Камар-аз-Заман  надел  перс-
    тень на палец, и быстро снял его, я сказал:  "Надлежит  такому  мастеру,
    как ты, когда приносит ему подобный мне работу, снимать мерку.  Если  бы
    ты снял мерку с моего пальца, ты бы не ошибся. Но возьми перстень и  от-
    дай кому-нибудь из своих невольниц".
       И затем он вынул камень ценой в тысячу динаров и сказал: "Возьми этот
    камень и оправь его для меня в перстень по мерке моего пальца". И ювелир
    воскликнул: "Ты прав, и истина с тобой!" И он снял мерку, и Камар-аз-За-
    ман вынул сорок динаров и сказал ему: "Возьми это за чеканку, а плата за
    работу останется за мной". - "О господин, - сказал ювелир, - сколько раз
    мы брали с тебя плату! Твои милости к нам велики!" И Камар-аз-Заман  от-
    ветил: "Не беда!" И он побеседовал с ним некоторое время, и всякий  раз,
    как мимо проходил нищий, он подавал ему динар, а потом он оставил ювели-
    ра и ушел.
       Вот то, что было с ним. Что же касается ювелира, то он отправился до-
    мой и сказал своей жене: "Как щедр этот юноша-купец! Я не  видел  никого
    щедрее и красивее и нежнее речами". И он стал говорить своей жене о кра-
    сотах и щедрости Камар-аз-Замана, далеко заходя в похвалах ему.  И  жена
    его сказала: "О необходительный! Если ты знаешь в нем эти качества и  он
    дал тебе два драгоценных перстня, тебе следует его пригласив  и  сделать
    ему угощение и подружиться с ним. Когда он увидит от тебя дружбу и  при-
    дет в наше жилище, ты, может быть, получишь от него большее благо. А ес-
    ли ты не согласен сделать ему угощение, то пригласи его, и я сделаю  ему
    угощение от себя". - "Разве ты считаешь, что я скупой, что говоришь  та-
    кие слова?" - воскликнул ювелир. И жена его сказала: "Ты не  скупой,  но
    необходительный. Пригласи его сегодня вечером и не приходи без  него,  а
    если он будет отказываться, заклинай его разводом и  настаивай".  -  "На
    голове и на глазах!" - сказал ювелир. И потом он оправил перстень и  лег
    спать, а наутро, в третий день, отправился в лавку и сел там.
       Вот что было с ним. Что же касается Камар-аз-Замана, то он взял трис-
    та динаров, отправился к старухе и отдал их ее мужу. И она сказала  ему:
    "Может быть, ювелир тебя пригласит сегодня, и если он тебя  пригласит  и
    ты будешь у него ночевать, то, что бы с тобой ни случилось, расскажи мне
    утром и принеси с собой четыреста динаров и отдай их твоему отцу". И Ка-
    мар-аз-Заман сказал: "Слушаю и повинуюсь!" (а всякий  раз,  как  у  него
    кончались деньги, он продавал часть камней) - и отправился к ювелиру,  и
    тот поднялся к нему, и заключил его в объятия, и пожелал ему мира, и за-
    вязал с ним дружбу. И он вынул перстень, и  Камар-аз-Заман  увидел,  что
    перстень - по его мерке, и сказал: "Да благословит тебя Аллах, о  госпо-
    дин из мастеров! Оправа подходит, но камень не такой, как я хочу..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Ночь, дополняющая до девятисот семидесяти
    
       Когда же настала ночь, дополняющая до девятисот семидесяти, она  ска-
    зала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал  юве-
    лиру: "Оправа подходит, но камень не такой, как я хочу, у меня есть луч-
    шие. Возьми этот и отдай его кому-нибудь из своих невольниц".
       И он вынул другой камень и сто динаров и сказал: "Возьми твою плату и
    не взыщи с нас, - мы тебя утомили". И ювелир сказал ему: "О  купец,  то,
    из-за чего мы утомлялись, ты нам отдал, и ты пожаловал нам многое. К мо-
    ему сердцу привязалась любовь к тебе, и я не могу  с  тобой  расстаться.
    Заклинаю тебя Аллахом, будь моим гостем сегодня  вечером  и  залечи  мое
    сердце". - "Это недурно, - сказал Камар-аз-Заман,  -  но  я  обязательно
    должен отправиться в хан, чтобы предупредить моих слуг и сказать им, что
    я не ночую в хане, чтобы они меня не ждали". - "А ты стоишь в каком  ха-
    не?" - спросил ювелир. И Камар-аз-Заман сказал:  "В  таком-то  хане".  И
    ювелир воскликнул: "Я к тебе туда приду!" - "Это недурно", - сказал  Ка-
    мар-аз-Заман. И ювелир отправился в этот хан перед закатом, боясь  гнева
    своей жены, если он придет домой без гостя,  и  взял  Камар-аз-Замана  и
    привел его к себе в дом. И они сели в комнате, которой нет  подобной,  а
    женщина увидела Камар-аз-Замана, когда он входил в дом, и пленилась  им.
    И Камар-аз-Заман с ювелиром разговаривали, пока не принесли ужин, и  они
    поели и попили, а потом им принесли кофе и напитки. И ювелир не переста-
    вал развлекать Камар-аз-Замана беседой до ночной молитвы. И они соверши-
    ли обязательную молитву, и потом вошла к ним невольница, неся две  чашки
    с питьем, и когда они выпили, их одолел сон,  и  они  заснули.  И  тогда
    пришла та женщина и, увидев, что они спят, стала  смотреть  в  лицо  Ка-
    мар-аз-Замана, и его красота ошеломила ей ум. И  она  воскликнула:  "Как
    может спать тот, кто любит красавиц!"
       И потом она повернула его навзничь и села ему на грудь, и от  сильной
    ярости в страсти к нему она осыпала его щеки градом  поцелуев,  так  что
    они оставили след на его щеках, и усилился  румянец  Камар-аз-Замана,  и
    его щеки заблестели. И женщина припала к его губам и стала их сосать,  и
    она до тех пор сосала ему губы, пока кровь не выступила у нее на  губах.
    И при всем этом огонь в ней не погасал, и ее жажда не утолялась.  И  она
    не переставала его целовать, и обнимать, сплетать ноги с ногами, пока не
    засияло чело утра и не заблистала сияющая заря, и потом она  положила  в
    карман Камар-аз-Замана четыре бабки [672], и оставила его, и ушла.
       А после этого она послала свою невольницу с чем-то вроде нюхательного
    табака, и невольница вложила его им в ноздри, но они чихнули и пришли  в
    себя, и невольница сказала им: "Знайте, господа мои, что молитва  обяза-
    тельна. Поднимайтесь же на утреннюю молитву!"
       И она принесла им таз и кувшин, и Камар-аз-Заман сказал:  "О  мастер,
    время пришло, и мы перешли предел сна". И ювелир сказал купцу:  "О  друг
    мой, сон в этой комнате тяжелый. Всякий раз, как я в ней сплю,  со  мной
    случается такое дело". - "Твоя правда", - сказал Камар-азЗаман. И  потом
    он принялся за омовенье, и когда вода коснулась его лица, у него  начали
    гореть щеки и губы. "Чудеса! - молвил он. - Если воздух  в  комнате  был
    тяжелый и мы погрузились в сон, то почему у меня горят щеки  и  губы.  О
    мастер, - сказал он потом, - щеки и губы у меня горят". И  ювелир  отве-
    тил: "Я думаю, что это от укусов  комаров".  -  "Чудеса!  -  сказал  Ка-
    мар-аз-Заман. - А с тобой случается в этой комнате подобное?" - "Нет,  -
    ответил ювелир, - но когда у меня бывает гость, такой, как ты, он  утром
    жалуется на укусы комаров, и это бывает только, если гость, как ты, без-
    бородый, а если он бородатый, то комары к нему не слетаются, и от  кома-
    ров спасает меня только моя борода. Комары как будто не  любят  людей  с
    бородами". - "Твоя правда", - сказал Камар-аз-Заман. А потом  невольница
    принесла им завтрак, и они поели и вышли.
       И Камар-аз-Заман отправился к старухе, и, увидав что, она сказала: "Я
    вижу следы счастья у тебя на лице. Расскажи мне, что ты видел". - "Я ни-
    чего не видел, - сказал Камар-аз-Заман, - я только поужинал  с  хозяином
    дома в комнате, и мы совершили вечернюю молитву, а потом легли  спать  и
    проснулись только утром". И старуха засмеялась и сказала:  "Что  это  за
    следы у тебя на щеках и губах?" - "Комары в той комнате сделали со  мной
    такие дела", - сказал Камар-аз-Заман. И старуха сказала: "Твоя правда! А
    случилось ли с хозяином дома то же самое,  что  случилось  с  тобой?"  -
    "Нет, - сказал Камар-аз-Заман, - но он мне  рассказывал,  что  комары  в
    этой комнате не вредят людям с бородой и летают только над  безбородыми,
    и всякий раз, как у него бывает гость безбородый, он жалуется  утром  на
    укусы комара, а если он бородатый, с ним ничего такого не случается".  -
    "Твоя правда, - отвечала старуха. - А заметил ли  ты  что-нибудь,  кроме
    этого?" - "Я нашел у себя в кармане четыре бабки", - сказал Камар-аз-За-
    ман. "Покажи их мне", - попросила старуха. И Камар-аз-Заман дал ей  баб-
    ки, и она взяла их и сказала смеясь: "Это твоя возлюбленная положила  их
    тебе в карман". - "Как так?" - удивился Камар-аз-Заман. И старуха сказа-
    ла: "Она говорит тебе знаками: "Если бы ты был влюблен, ты не  спал  бы,
    ибо тот, кто любит, не спит, а ты еще маленький, и тебе подходит  играть
    в бабки. Что же побудило тебя Влюбляться в красавиц?" И она пришла к те-
    бе ночью, и увидела, что ты спишь, и изранила тебе щеки поцелуями, и по-
    ложила тебе этот знак. Но только ей не будет достаточно этого  -  напро-
    тив, она обязательно пришлет к тебе своего мужа, и он пригласит тебя се-
    годня вечером, и когда ты пойдешь с ним, не засыпай скоро. Захвати с со-
    бой пятьсот динаров и иди, а мне расскажи о том, что случится, и я дове-
    ду для тебя эту хитрость до конца". И Камар-аз-Заман сказал:  "Слушаю  и
    повинуюсь!" И пошел в хан.
       Вот то, что было с ним. Что же касается жены ювелира, то она спросила
    своего мужа: "Ушел гость?" И он сказал: "Да, но только, о такая-то,  ко-
    мары беспокоили его сегодня ночью, и они искололи ему щеки и губы, и мне
    было перед ним стыдно". - "И такой уж обычай у комаров в нашей  комнате,
    они любят только безбородых, - ответила его жена. - Но пригласи  его  на
    следующий вечер".
       И ювелир отправился к Камар-аз-Заману в хан, где он жил, и  пригласил
    его, и привел в ту комнату, и они поели, и попили, и совершили  вечернюю
    молитву.
       И тогда вошла невольница и дала каждому из них чашку..."
       И Шахразаду застигло утро, я она прекратила дозволенные речи.
    


Яндекс.Метрика