Сайт тысячи и одной ночи
Сайт
ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ

перевод с арабского М. А. Салье





 
   
1001 ночь. Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки
 
 


1001 ночь. Арабские сказки

Книга тысячи и одной ночи


Оглавление

Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане и его сыне ШаррКане, и другом сыне Дау-аль Макане, и о случившихся с ними чудесах и диковинах

 

примечания в квадратных скобках [   ]


  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 45-50
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 51-56
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 57-62
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 63-68
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 69-74
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 75-80
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 81-86
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 87-92
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 93-98
  • Повесть о царе Омаре ибн ан-Нумане, ночи 99-107
  •  

     

    Тысяча и одна ночь. Сказки  
    
       Девяносто третья ночь
    
       Когда же настала девяносто третья ночь, она сказала: "Дошло до  меня,
    о счастливый царь, что, услышав эти слова, царь Афридун упал без чувств,
    и его кос оказался у него под ногами.
       И когда он очнулся от обморока, страх затряс мешок его желудка, и  он
    пожаловался старой Зат-ад-Давахи. А эта проклятая была кудесница из  ку-
    десниц, искусная в колдовстве и обмане, распутница, хитрица, развратница
    и обманщица. У нее был зловонный рот, красные веки, желтые щеки, мрачный
    облик, гнойливые глаза, паршивое тело, волосы с проседью, горбатая спина
    и бледный цвет лица, и из носу у нее текло. Но она читала писания ислама
    и путешествовала к священному храму Аллаха, - все для того, чтобы уразу-
    меть верования Корана. И два года она исповедовала еврейство в Иерусали-
    ме, чтобы усвоить коварство людей и джиннов. И она - опасность из  опас-
    ностей и бедствие из бедствий, нечестивая по  вере,  непокорная  никакой
    религии. И чаще всего она жила у своего сына Хардуба, царя румов,  из-за
    невинных девушек, так как она любила прижиматься, и если это  запаздыва-
    ло, она впадала в небытие. И всякую девушку, которая ей  нравилась,  она
    обучала этой премудрости и натирала шафраном, и девушка от крайнего нас-
    лаждения ненадолго лишалась чувств. И тем, кто ее слушался, она благоде-
    тельствовала, и внушала своему сыну склонность к ней; тех же, кто ее  не
    слушался, она ухитрялась погубить. И этому она научила Марджану, Рейхану
    и Утруджу, невольниц Абризы. А царица Абриза не терпела старухи и  нена-
    видела лежать с нею, так как у нее из подмышек шел скверный запах, а  ее
    ветры были зловоннее падали, и тело ее было грубее  пальмового  лыка.  И
    тех, кто лежал с нею, старуха соблазняла драгоценностями и обучением на-
    уке. Абриза же отдалялась от нее, прибегая к мудрому и знающему. И Алла-
    ха достоин тот, кто сказал:
       О, униженно перед богатыми упадающий
       И над бедными возносящий кичливо!
       О, желающий, набирая деньги, уродство скрыть,
       Благовоньями не покрыть ветров дурнушке!
       Но вернемся к рассказу о ее кознях и хитрых проделках.
       И вот она отправилась, и с нею отправились вельможа христиан и войска
    их, и они двинулись к войску ислама. А после ее отъезда царь Хардуб  во-
    шел к царю Афридуну и сказал ему: "О царь, не нужен нам ни великий  пат-
    риарх, ни его  молитвы!  Лучше  сделаем  так,  как  придумала  моя  мать
    Зат-ад-Давахи, и посмотрим, что она учинит с войсками мусульман  при  ее
    беспредельной хитрости. Они со своей силой подходят к нам и скоро  будут
    перед нами и окружат нас".
       И когда царь Афридун услышал эти слова, страх стал велик в его  серд-
    це, и в тот же час и минуту он написал во все христианские области,  го-
    воря: "Надлежит, чтобы никто из людей христианской веры  и  приверженцев
    креста, особенно жители укреплений и крепостей, не оставался сзади; нап-
    ротив, пусть придут к нам все - и пешие, и конные, и  женщины,  и  дети.
    Войско мусульман попирает нашу землю; спешите же, спешите, пока не приш-
    ла беда!"
       Вот что было с этими. Что же касается  старухи  Зат-ад-Давахи то  она
    выступила со своими людьми за город и "дела их как мусульманских купцов.
    И она взяла с собою сотню мулов,  нагруженных  аптиохийскими  материями,
    мадипским атласом, царской парчой и другими тканями, и взяла от царя Аф-
    ридуна письмо такого содержания: это купцы из сирийской  земли,  которые
    были в наших странах. Не должно никому причинять им зла и  брать  с  них
    десятину, пока они не достигнут своей страны и безопасного места, ибо от
    купцов процветают земли и они не враги и не разбойники".
       А затем проклятая Зат-ад-Давахи сказала тем, кто был с нею:  "Я  хочу
    устроить хитрость, чтобы погубить мусульман". И они ответили ей: "О  ца-
    рица, приказывай нам, что хочешь, мы тебе покорны, и да не сделает  мес-
    сия тщетными твои дела!"
       И старуха  надела  одежду  из белой мягкой шерсти и стала тереть себе
    лоб,  пока на  нем не сделалось большое клеймо. Она намазала его жиром и
    устроила так, что оно стало испускать сильный свет. А проклятая была ху-
    да телом, и глаза ее провалились, и она заковала себе ноги на ступнями и
    пошла,  и шла  до тех пор,  пока не достигла войска мусульман. Тогда она
    сняла с  ног  цепи  (а  они оставили следы у нее на икрах), и смазала их
    драконовой кровью [159], а затем она велела своим людям покрепче побить ее
    и положить  в сундук, и сказала:  "Кричите слова единобожия [160],  вам не
    будет от этого большой беды". - "Как мы побьем тебя,  когда ты наша гос-
    пожа Зат-ад-Давахи,  мать славного царя?" - спросили ее. И она отвечала:
    "Осуждения не найдет тот, кто в нужник пойдет,  когда необходимо, - зап-
    ретное допустимо! А  после  того,  как положите меня в сундук,  возьмите
    его, среди прочих товаров, нагрузите на мулов и везите все это через му-
    сульманское войско, не боясь ничего дурного. А если вам: преградит доро-
    гу кто-нибудь  из  мусульман, отдайте  ему мулов с товарами и идите к их
    царю Дау-аль-Макану. Попросите у него помощи и скажите: "Мы были в стра-
    не неверных, и они ничего не взяли от пас, - наоборот, они написали пос-
    тановление, чтобы никто не препятствовал нам,  - так как же вы отбираете
    от нас товары? И вот письмо царя румов,  где сказано, чтобы никто не де-
    лал нам дурного". И если он спросит:  "А что вы нажили в стране румов на
    ваш товар?"  - скажите  ему: "Мы  нажили освобождение одного подвижника,
    который был в погребе под землей и провел там около пятнадцати лет, взы-
    вая о  помощи, но не получая ее;  напротив,  неверные пытали его ночью и
    днем, а нам это не было ведомо,  хотя мы прожили в аль-Кустантынии неко-
    торое время и продавали свои товары и купили другие. И, снарядившись, мы
    решили отправиться в нашу страну и провели ночь, разговаривая о путешес-
    твии. А  наутро  мы увидели образ,  изображенный на стене,  и,  подойдя,
    всмотрелись в  него, и вдруг это изображение пошевелилось и сказало:  "О
    мусульмане, есть  среди вас кто-нибудь,  кто вступит в сделку с господом
    миров?" - "А как это?" - спросили мы. И изображение осветило: "Аллах дал
    мне речь, чтобы укрепить вашу уверенность и заставить вас подумать о ва-
    шей вере. Выходите  из  страны  неверных  и отправляйтесь  к войску  му-
    сульман, ибо  там  меч  всемилостивого  и витязь  своего  времени,  царь
    Шарр-Кан, и он тот,  кто завоюет аль-Кустантынню и погубит людей христи-
    анской веры. И  когда вы пройдете трехдневный путь,  вы увидите пустынь,
    называемую пустынь Матруханны. И там, в этой пустыни, есть келья. Пойди-
    те туда  с чистыми намерениями и ухитритесь в нее проникнуть силой вашей
    решимости, так как в ней один человек - богомолец из Иерусалима, по име-
    ни Абд-Аллах. Он из благочестивейших людей и творит чудеса,  устраняющие
    сомнения и неясность. Его обманул какой-то монах и заточил в погреб, где
    он уже долгое время, и спасение его угодно господу рабов,  так как осво-
    бодить его - лучший подвиг за веру".
       И, уговорившись со своими людьми об этом рассказе, старуха сказала:
       "И когда царь Шарр-Кан обратит к вам свой слух, скажите ему: "И,  ус-
    лышав от изображения эти слова, мы поняли, что тот богомолец..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девяносто четвертая ночь
    
       Когда же настала девяносто четвертая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
    ня, о счастливый царь, что старуха Зат-ад-Давахи, договорившись со свои-
    ми людьми об ртом рассказе, сказала: "А когда царь  Шарр-Кан  обратит  к
    вам свой слух, скажите ему: "И, услышав от изображения эти слова, мы по-
    няли, что тот богомолец один из величайших праведников и искренних рабов
    Аллаха. Мы проехали три дня и увидели пустынь и свернули и направились к
    ней и пробыли там день, продавая и покупая, как делают обычно  торговцы,
    а когда день повернул на закат и приблизилась мрачная ночь, мы  направи-
    лись в ту келью, где был погреб, и услышали, как богомолец, после чтения
    стихов Корана, произнес такие стихи:
       "Я к терпению призываю сердце, и грудь тепла,
       и течет в душе огорчения море, залив все.
       Если нет спасенья, то лучше смерть, даже скорая:
       Ведь поистине мне приятней гибель, чем бедствия.
       О блеск молнии, посетишь коль близких и родину,
       И сияние красоты их яркой затмит тебя,
       От меня скажи: "Как нам встретиться? Разорили нас
       Войны долгие, и к залогу дверь уже рапорта".
       Передай привет ты возлюбленным и скажи ты им:
       "Далеко я ныне, и в церкви румов закован я".
       И когда вы достигнете со мной войска мусульман и я окажусь среди них,
    - увидите, какую я тогда устрою хитрость, чтобы обмануть их и  убить  до
    последнего", - говорила старуха. И, услышав ее слова, христиане  поцело-
    вали ей руки и положили ее в сундук, побив ее  сначала,  из  уважения  к
    ней, жестоким и болезненным боем, так как мы считали подчинение ей  обя-
    зательным. А потом, как мы и помянули, они направились с  нею  к  войску
    мусульман.
       Вот все, что было с этой проклятой Зат-ад-Давахи и со людьми. Что  же
    касается мусульманских войск, то после того как Аллах  помог  им  против
    врагов и воины захватили богатства и сокровища,  бывшие  на  судах,  они
    уселись и стали беседовать, и Дау-аль-Макан сказал своему брату:  "Аллах
    дал нам победу за нашу справедливость и подчинение друг другу.  Последуй
    же, о Шарр-Кан моему приказанию, повинуясь Аллаху, великому, славному: я
    намерен убить десять царей за моего отца, зарезать пятьдесят тысяч румов
    и вступить в аль-Кустантынию".
       И его брат Шарр-Кан ответил: "Моя душа выкупит тебя от смерти, и вой-
    на с неверными для меня неизбежна, даже если бы я оставался в их  землях
    мною лет. Но у меня, о брат мой, есть в Дамаске дочь по имени  Кудыя-Фа-
    кан, и мое сердце охвачено любовью к ней. Она - диковина своего времени,
    и ей еще предстоят дела". - "И я тоже оставил свою невольницу беременной
    на сносях, - ответил Дау-аль-Макан, - и я не знаю, чем наделит меня  Ал-
    лах. Обещай же мне, о брат мой, что если Аллах пошлет мне дитя  мужского
    пола, ты позволишь, чтобы твоя дочь Кудыя-Факан была женою моему сыну, и
    дай мне в этом верные клятвы". - "С любовью и охотой, - отвечал Шарр-Кан
    и протянул руку к своему брату, говоря: - Если у тебя будет дитя мужско-
    го пола, я отдам за него мою дочь Кудыя-Факан".
       И Дау-аль-Макан обрадовался этому, и они стали поздравлять друг друга
    с победой над врагами, и везирь Дандан поздравил Шарр-Кана и его брата и
    сказал им: "Знайте, о цари, Аллах дал нам победу потому, что мы подарили
    Аллаху, великому, славному, наши  души  и  покинули  близких  и  родных.
    По-моему, лучше всего нам двинуться за врагами и ожидать их и  сразиться
    с ними. Быть может, Аллах даст нам достигнуть желаемого, и  мы  истребим
    наших врагов. А если хотите, садитесь на мои корабли и идите морем, а мы
    пойдем сушей и будем стойки в бою и сражении во время схватки".
       И везирь Дандан, не переставая, подстрекал их к бою и произнес  слова
    сказавшего:
       Лучше благ всех - когда врагов убиваю
       Иль на спинах копей несусь, нападая.
       Или если гонец придет от любимой,
       Иль любимый, что сам пришел, без условья".
       И слова другого:
       "Коль буду я жив, войну возьму себе в матери,
       И в братья - копье мое, в отцы же - мой меч возьму,
       Бок о бок со встрепанным, что смехом встречает смерть,
       Как будто убитым быть стремится и хочет он".
       А окончив эти стихи, везирь Дандан воскликнул: "Слава тому, кто укре-
    пил нас своей великой поддержкой и отдал нам в добычу серебро  и  чистое
    золото!" И Дауаль-Макан велел войскам трогаться, и они  двинулись,  нап-
    равляясь к аль-Кустантынии. И ускорили они ход и подошли  к  просторному
    лугу, где было все, что есть прекрасного: и резвящиеся звери, и бегающие
    газели, а воины пересекли многие пустыни, и вода у них вышла шесть  дней
    назад. И, приблизившись к этому лугу, они увидели там полноводные  ручьи
    и спелые плоды, и ту землю, подобную райскому саду, что убралась в  свой
    убор и украсилась, и ветви ее упились вином росы и закачались,  соединяя
    сладость райского потока с нежностью ветерка и ошеломляя  разум  и  око,
    как сказал поэт:
       Посмотри на сад ты сверкающий - и подумаешь,
       Что разостлан плащ на земле его зеленый.
       Если взор очей обратишь к нему, то увидишь ты
       Только пруд большой, где вода, кружась, гуляет.
       Ио душевным оком узришь величье в ветвях его:
       Над главой твоей, где бы ни был ты, будет знамя.
       Или, как сказал другой;
       Поток-щека, от лучей блестящих румяная,
       И ползет на ней молодой пушок - тень ивы.
       На ногах ветвей, как браслет, вода обвивается,
       Серебром сияя, цветы же - как короны.
       И Дау-аль-Макан взглянул на этот луг, где сплетались деревья и  пышно
    цвели цветы и пели птицы, и позвал своего брата Шарр-Кана и сказал  ему:
    "О браг мой, поистине в Дамаске нег подобного места. И  мы  по  двинемся
    отсюда раньше чем через три дня, чтобы мы могли отдохнуть и войска исла-
    ма ободрились бы и укрепили мы свои души для встречи со скверными нечес-
    тивцами". И они остались в этом моею и, будучи там, вдруг услышали изда-
    ли голоса. И когда Дау-аль-Макан спросил о них, ему сказали: "Это  кара-
    ван купцов из земель сирийских, который расположился в  этом  месте  для
    отдыха. Может быть, воины повстречали их и, возможно,  взяли  что-нибудь
    из их товаров, так как эти купцы были в землях неверных".
       А через некоторое время пришли купцы, крича и взывая к царю о помощи.
    И, увидя это, Дау-аль-Макан приказал привести их, и они предстали  перед
    ним и сказали: "О царь, мы были в землях неверных, и они ничего не отня-
    ли у нас. Так как же наши братья мусульмане грабят паше имущество, когда
    мы в их землях? Увидев ваши войска, мы приблизились к ним, и они забрали
    паши товары. Вот мы рассказали тебе, что с нами случилось".
       И потом купцы вынули письмо царя аль-Кустантынии, а Шарр-Кан взял его
    и прочитал и сказал купцам: "Мы возвратим вам то, что у  вас  взяли,  но
    вам не следовало возить товары в страны неверных". - "О владыка, -  ска-
    зали купцы, - Аллах направил нас в их страны, чтобы  нам  досталось  то,
    что не досталось ни одному завоевателю, ни даже вам в ваших походах".  -
    "А что же досталось вам?" - спросил Шарр-Кан. И купцы ответили: "Мы ска-
    жем об этом только наедине, так как, если это дело станет известным сре-
    ди людей, может случиться, что кто-нибудь узнает об этом,  и  эго  будет
    причиной нашей гибели и гибели всех мусульман,  отправившихся  в  страны
    румов".
       И купцы принесли сундук, в котором была  проклятая  Зат-ад-Давахи,  и
    Дау-аль-Макан с браюм взяли их и уединились с ними, и  купцы  рассказали
    им о подвижнике и стали так плакать, что довели их до плача..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девяносто пятая ночь
    
       Когда же настала девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
    счастливый царь, что когда Дау-альМакан и его брат Шарр-Кан уединились с
    ними, христиане, бывшие в обличье купцов, рассказали им о  подвижнике  и
    так плакали, что довели царей до плача. А они рассказывали так,  как  их
    научила кудесница Зат-ад-Давахи.
       И сердце Шарр-Кана размягчилось, и он почувствовал жалость к  подвиж-
    нику, и приверженность к Аллаху великому поднялась в нем. "Освободили вы
    этого отшельника иди он до сей поры в пустыни?" - спросил он  купцов.  И
    они сказали: "Нет, мы освободили его и убили начальника пустыни, так как
    боялись за себя, а потом мы поспешили убежать, страшась гибели. И верные
    люди рассказали нам, что в этом монастыре целые кантары золота,  серебра
    и драгоценностей". А потом они принесли сундук и вынули оттуда эту прок-
    лятую, и она была точно стручок кассии [161], - так она почернела и  исху-
    дала, опутанная цепями и оковами.
       И, у видя ее, Дау-аль-Макан  и  присутствовавшие  подумали,  что  это
    кто-нибудь из лучших богомольцев и  достойнейших  подвижников,  особенно
    потому, что лоб у нее  светился  от  жира,  которым  она  намазалась.  И
    Дау-альМакан и его брат горько заплакали и,  поднявшись,  поцеловали  ей
    руки и стали рыдать, но она сделала им знак  и  сказала:  "Бросьте  этот
    плач и послушайте мои речи". И братья прекратили плач, следуя ее  прика-
    занию, и она сказала: "Знайте, я доволен тем, что  сделал  со  мной  мой
    владыка, так как я считаю постигшее меня несчастье испытанием от него, -
    велик он и славен, - а кто не стоек в беде и испытаниях, нет тому досту-
    на в езды блаженства. И я хотел бы вернуться в мою страну  не  от  горя,
    из-за несчастий, которые постигли меня, а чтобы умереть под копытами ко-
    пей и бойцов за веру, которые по будут живы, а не мертвы".
       И она произнесла такие стихи:
       "Вот крепость-гора Синай, и битвы огонь горит,
       А ты - Моисей и время - время беседы.
       Так брось же свой посох, - он пожрет все творенья их не бойся, верев-
    ка их змеею не станет.
       И строки врагов в бою читай, точно суры, ты,
       А меч - ивой на шеях их стихи вырезает".
       И когда старуха окончила свои стихи, слезы полились у нее из глаз,  а
    лоб с жиром сиял ярким светом. И ШаррКан поднялся и поцеловал ее руки  и
    принес ей пищу, но она отказалась и сказала: "Я не разговлялся уже  пят-
    надцать лет, как же могу я нарушить пост в этот час, когда  мой  владыка
    даровал мне освобождение из плена неверных и отвратил от  меня  то,  что
    тяжелее пытки огнем? Я подожду до времени заката". Когда же настала  ве-
    черняя пора, Шарр-Кан с Дау-аль-Маканом принесли ей еду  и  сказали  ей:
    "Ешь, подвижник", а она ответила: "Теперь не время  есть,  теперь  время
    поклоняться владыке воздающему".
       И она простояла в михрабе [162] на молитве, пока не прошла ночь. И  де-
    лала так три дня, вместе с ночами, и присаживалась она только при заклю-
    чительном приветствии [163]. И когда Дау-аль-Макан увидел, что она  посту-
    пает так, хорошие  мысли  о  ней  овладели  его  сердцем,  и  он  сказал
    Шарр-Кан: "Поставь этому богомольцу кожаный шатер и назначь постельниче-
    го, чтобы служить ему".
       А на четвертый день она потребовала еду, и ей подали все кушанья, ка-
    кие желательны душе и усладительны для глаз, но она съела из этого  лишь
    одну лепешку с солью и затем принялась поститься. А когда  пришла  ночь,
    она встала на молитву.
       И Шарр-Кан сказал Дау-аль-Макану: ""Этот человек совсем отказался  от
    жизни и если бы не война, я бы не покидал его и служил бы ему,  поклоня-
    ясь Аллаху, пока не предстану пред ним. Я хочу войти к нему  в  шатер  и
    побеседовать с ним немного". - "И я тоже, - сказал Дауаль-Макан, - но мы
    завтра отправляемся в поход на альКустантынию и не найдем времени  тако-
    го, как это". - "Я тоже хочу увидеть этого подвижника, -  сказал  везирь
    Дандан, - может быть, он помолится, чтобы я окончил жизнь в войне за ве-
    ру и предстал бы пред господом. Поистине, я отказываюсь от  земной  жиз-
    ни".
       И когда спустилась ночь, они вошли в шатер этой кудесницы  авт-ад-Да-
    вахи и увидели, что она стоит и молится. И, подойдя  к  ней,  они  стали
    плакать, жалея ее, но она не обращала на них внимания, пока  не  настала
    ночь. А тогда она закончила молитву заключительным приветствием и, обра-
    тившись к ним, поздоровалась с ними и спросила: "Зачем вы пришли?" И они
    сказали ей: "О богомолец, не слышал ты разве, как мы плакали  около  те-
    бя?" - "Тот, кто стоит перед лицом Аллаха, не существует в  бытии  и  не
    слышит ничьего голоса и никого не видит", - отвечала старуха. И они мол-
    вили! "Мы хотим, чтобы ты рассказал нам, почему ты был в плену, и молил-
    ся за нас сегодня ночью, - это лучше для нас, чем владеть  аль-Кустанты-
    нией". Услышав их слова, старуха воскликнула: "Клянусь Аллахом, не  будь
    вы эмирами мусульман, я вовсе ничего не рассказал бы вам об этом, ибо  я
    жалуюсь только Аллаху! Но вот я расскажу вам, почему я был в плену.
       Знайте, что я находился в Иерусалиме кое с кем из святых и  боговдох-
    новенных людей, но я не превозносился перед ними, так как Аллах - да бу-
    дет он возвеличен и прославлен! - даровал мне смирение и воздержанность.
    И случилось, что я отправился ночью к морю и пошел по воде,  и  гордость
    вошла в меня не знаю откуда, и я сказал себе: "Кто, подобно мне, идет по
    воде?" И с того времени мое сердце огрубело. И Аллах наслал на меня  лю-
    бовь к путешествиям. И я отправился в земли румов и ходил по их  странам
    целый год, не оставляя места, где бы я не поклонялся Аллаху. И достигнув
    той местности, я поднялся на гору, где была  пустынь  одного  монаха  по
    имени Матруханиа. И, увидев меня, он вышел ко мне и поцеловал мне руки и
    ноги и сказал: "Я увидел тебя, когда ты вошел в землю румов, и ты возбу-
    дил во мне желание посетить страны ислама". А затем он взял меня за руки
    и ввел в эту пустынь и пришел со мною в темную келью. И когда я  вступил
    в нее, он поймал меня врасплох и запер меня за дверью. Он оставил меня в
    келье сорок дней без еды и питья и хотел уморить меня. И случилось,  что
    в какой-то день пришел в эту пустынь патриций по имени Дикьянус,  с  де-
    сятью слугами, и еще с ним была его дочь по  имени  Тамасиль,  красавица
    бесподобная. И когда они вошли в пустынь, монах Матруханна рассказал  им
    обо мне, и патриций сказал: "Выведите его. На нем не осталось достаточно
    мяса, чтобы насытиться птицам". И они открыли дверь этой темной кельи  и
    увидели, что я стою в михрабе и молюсь, читая Коран, славословя и умоляя
    Аллаха великого. И, увидав меня в  этом  положении,  Матруханна  сказал:
    "Поистине, это колдун из колдунов!"
       И когда румы услышали эти слова, они все поднялись и вошли ко мне.  И
    Дикьянус со своими людьми подошел и жестоко побил меня. И тогда я  поже-
    лал смерти и стал укорять себя, говоря: "Вот воздаяние тем, кто  превоз-
    носится и гордится, когда господь их пожаловал им нечто, для  них  непо-
    сильное! О душа, в тебя вошла гордость и заносчивость! Не знаешь ты раз-
    ве, что гордость гневит господа и ожесточает сердца и ввергает  человека
    в огонь?" А затем пеня заковали и вернули на мое место (а было оно в по-
    логе под полом этой комнаты). И каждые три дня мне бросали ячменную  ле-
    пешку и давали глоток воды. И всякий месяц или два месяца патриций  при-
    езжал и заходил в эту пустынь. И его дочь Тамасиль выросла, - а когда  я
    увидел ее, ей было девять лет, и я провел в плену  пятнадцать  лет,  так
    что всего ей стало двадцать четыре года жизни, - и нег в  наших  странах
    или в землях румок никого лучше нее. Ее отец боялся, что царь возьмет  у
    него дочь, так как она отдала себя мессии, но она ездила со своим  отцом
    на коне в обличье мужей-витязей, и нет ей равной по красоте, и  те,  кто
    видел ее, не знают, что она девушка.
       А ее отец сложил ее богатства в этом монастыре, ибо  каждый,  у  кого
    есть какие-нибудь ценные сокровища, складывает их в этой  пустыни.  И  я
    видел там золото, серебро и драгоценные камни всякого рода и  всевозмож-
    ные сосуды и редкости, количество которых не исчислит никто, кроме Алла-
    ха великого. Вы более достойны владеть ими, чем эти  неверные;  возьмите
    же то, что есть в монастыре, и раздайте это  мусульманам,  в  особености
    бойцам за веру.
       А когда эти купцы прибыли в аль-Кустантынию и продали свои товары,  с
    ниии заговорило изображение на стене по милости, оказанной мне  Аллахом.
    И они пришли в монастырь и убили монаха Матруханпу, подвергнув его  сна-
    чала жесточайшей пытке, и они тащили его за бороду, пока  он  не  указал
    им, где я.
       И когда они взяли меня, и у них не было другого пути, кроме  бегства,
    так как они боялись гибели. А завтра вечером Тамасиль, как обычно, прие-
    дет в пустынь, и ее отец нагонит ее, вместе со слугами, так как он боит-
    ся за нее; и если вы хотите присутствовать при этом,  возьмите  меня,  я
    пойду перед вами и передам вам богатство и казну патриция Дикьянуса, ко-
    торая находится на этой горе: я видел, как нечестивые вынимали золотые и
    серебряные сосуды и пили из них, и видел у них девушку, которая пела  им
    по-арабски (горе мне, если бы этот прекрасный голос раздался при  чтении
    Корана!). Хотите, войдите в монастырь, спрячьтесь там,  пока  не  придет
    туда Дикьянус и с ним его дочь, и возьмите ее, - она годится только  для
    царя времени - Шарр-Кана или для царя Дау-аль-Макана".
       Услышав ее слова, все обрадовались, кроме везиря Дандана, который  не
    поверил старухе, и слова ее не вошли в его ум, но он побоялся заговорить
    с нею из уважения к царю. И он был смущен ее словами, и на лице его вид-
    нелись признаки недоверия, а старуха Зат-ад-Давахи  сказала:  "Я  боюсь,
    что приедет патриций и увидит эти войска на лугу и не осмелится войти  в
    монастырь". И султан велел двинуть войска по направлению к  аль-Кустани-
    нии. И Дау-аль-Макан сказал: "Я хочу взять с  собою  сотню  всадников  и
    много мулов, и мы отправимся к той горе, чтобы нагрузить их богатствами,
    которые в пустыни".
       А затем он послал в ют же час и минуту к старшему царедворцу и  велел
    ему явиться к себе, а также призвал начальников  турок  и  дейлемитов  и
    сказал им: "Когда настанет утро, отправляйтесь в аль-Кустантынию, и ты о
    вельможа, будешь замещать меня при решениях и планах, а ты, Рустум,  за-
    менишь моею брата в бою. Не давайте никому знать, что мы не  с  вами,  а
    через три дня мы нагоним вас".
       Затем он выбрал сотню всадников из храбрецов  и  удалился  вместе  со
    своим братом Шарр-Каном, везирем Данданом и сотней конных. И они взяли с
    собою мулов и сундуки, чтобы везти деньги..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девяносто шестая ночь
    
       Когда же настала девяносто шестая ночь, она сказала: "Дошло до  меня,
    о счастливый царь, что Шарр-Кан и его брат Дау-аль-Макан, везирь  Дандан
    и  сто  конных  поехали  к  монастырю,  который  им  описала   проклятая
    Зат-ад-Давахи, и взяли с собою мулов и сундуки, чтобы  везти  деньги.  А
    когда наступило утро, старший царедворец крикнул среди войск клич о  вы-
    езде, и войска двинулись, думая, что Шарр-Кан, Дау-аль-Макан и везирь  с
    ними, и не зная об их отъезде в монастырь.
       Вот  что  было  с  этими.  Что  же  касается  Шарр-Кана,  его   брата
    Дау-аль-Макана и везиря Дандана, то они простояли на месте до конца дня,
    и нечестивые люди Зат-ад-Давахи ехали тайком, после  того  как  вошли  к
    ней, поцеловали у нее руки и ноги и попросили разрешения уехать.  А  она
    позволила и велела им устроить какие она хотела хитрости. Когда же спус-
    тился мрак, старуха поднялась и  сказала  Дау-аль-Макану  и  его  людям:
    "Идемте со мной на гору и захватите немного войска!" И они  повиновались
    и оставили на склоне горы пять  всадников,  а  остальные  пошли  впереди
    Зат-ад-Давахи, которая окрепла от большой радости.
       И Дау-аль-Макан говорил: "Да будет превознесен тот, кто дал силу это-
    му подвижнику, равного которому мы не видели".
       А кудесница послала царю аль-Кустантынии письмо на крыльях птицы, ос-
    ведомляя его о том, что случилось, и в конце письма она говорила: "Я хо-
    чу, чтобы ты послал мне десять тысяч  всадников  из  румских  храбрецов;
    пусть идут крадучись по склону горы, чтобы их не увидели войска  ислама.
    И, придя в монастырь, укроются там, пока я не явлюсь к ним,  и  со  мной
    будет царь мусульман и его брат. Я обманула их и привела сюда  вместе  с
    везирем и сотней всадников, не больше. Я передам им  кресты,  которые  в
    монастыре. Я решила убить монаха Матруханну, так как  хитрость  удастся,
    только если он будет убит. А когда моя хитрость исполнится, не достигнет
    родины из мусульман ни обитатель дома, ни раздувающий огонь, а Матрухан-
    на будет выкупом за людей христианской веры и приверженцев креста. Слава
    же мессии в начале и конце!"
       И когда это письмо достигло аль-Кустантынии, смотритель почтовых  го-
    лубей принес записку царю Афридуну, и тот, прочтя ее, немедленно  послал
    войско, снабдив каждого воина конем, верблюдом, мулом и припасами, и ве-
    лел им направиться к тому монастырю и, достигнув известного им  укрепле-
    ния, укрыться там.
       Вот что было с этими. Что же касается царя Дау-альМакана,  его  брата
    Шарр-Кана, везиря Дандана и войска, то они прибыли к монастырю и,  войдя
    туда, увидели монаха Матрухапну, и тот подошел,  чтобы  посмотреть,  кто
    они. И тогда подвижник воскликнул: "Убейте этого проклятого!" И они уда-
    рили его мечом и заставили выпить чашу гибели. А затем проклятая  повела
    их к месту, где были приношения, и они извлекли оттуда еще  больше  ред-
    костей и драгоценностей, чем она им описала, и, собрав все это, положили
    в сундуки и погрузили на мулов.
       А что до Тамасиль, то она не явилась, ни она, ни ее отец, так как они
    боялись мусульман, и Дау-аль-Макан провел, ожидая ее,  и  этот  день,  и
    второй день, и третий день. И тогда Шарр-Кан воскликнул: "Клянусь  Алла-
    хом, мое сердце занято мыслью о войсках ислама, и я не знаю, что  с  ни-
    ми!" И его брат сказал ему: "Мы захватили эти богатства, и мы не думаем,
    что Тамасиль или кто-нибудь другой приедет в монастырь после того, как с
    войсками румов случилось то, что случилось. И надлежит нам  удовольство-
    ваться тем, что уготовил нам Аллах, и отправиться! Может быть, Аллах по-
    может нам завоевать Кустантынию". И  затем  они  спустились  с  горы,  и
    Зат-адДавахи не могла им воспрепятствовать, так  как  боялась,  что  они
    разгадают ее обман.
       И они ехали, пока не достигли входа в ущелье, и  вдруг,  оказывается,
    старуха посадила там засаду из десяти тысяч  всадников,  и,  увидев  му-
    сульман, они окружили их со всех сторон и направили на них копья и обна-
    жили белые клинки, и неверные закричали слова неверия и наложили на  те-
    тивы стрелы зла. И Дау-аль-Макан с братом Шарр-Каном и везирем  Данданом
    посмотрели на это войско и увидели, что это войско великое, и вскричали:
    "Кто сообщил этим воинам о нас?" - "О брат мой, - сказал Шарр-Кан, - те-
    перь не время для речей, - теперь время разить мечом  и  метать  стрелы!
    Усильте же вашу решимость и укрепите ваши души, ибо это  ущелье  подобно
    улице с двумя воротами. Клянусь господином арабов и не арабов,  не  будь
    это место узким, я бы уничтожил их, хотя бы их было  сто  тысяч  всадни-
    ков!" - "Знай мы это, мы бы наверное взяли с собой  пять  тысяч  всадни-
    ков", - сказал Дау-аль-Макан. И везирь Дандан молвил: "Если  бы  с  нами
    было в этом узком месте десять тысяч всадников, от них не было бы  ника-
    кой пользы, но Аллах поможет нам против них. Я знаю это узкое ущелье,  и
    мне известно, что в нем много убежищ, так как я проходил здесь во  время
    похода с царем Омаром ибн ан-Нуманом. Когда мы осаждали аль-Кустантынию,
    мы находились в этом ущелье, и тут протекает вода холоднее снега. Подни-
    майтесь же, Выйдем отсюда, прежде чем войска неверных  умножатся  против
    нас и будут раньше нас на вершине горы. Они станут кидать на нас  камни,
    и мы не достигнем желаемою".
       И они стали поспешно выезжать из ущелья, а подвижник посмотрел на них
    и сказал: "Что это за боязнь, раз вы продали свои души Аллаху  великому,
    идя по пути его?! Клянусь Аллахом, я провел под землей пятнадцать лет  и
    не возроптал на Аллаха за то, что он со мною сделал.  Сражайтесь  же  на
    пути Аллаха, и кто из вас будет убит, ему приют в раю, а кто убьет  -  к
    чести ведет его усердие".
       И когда они услыхали от подвижника эти слова, их забота и горе  прош-
    ли, и они стояли твердо, пока неверные не двинулись на них со всех  сто-
    рон. И мечи заиграли на их шеях, и заходила между ними  чаша  гибели.  И
    мусульмане, повинуясь Аллаху, бились жестоким боем и работали среди вра-
    гов его зубцами и наконечниками. Дау-альМакан  разил  мужей  и  повергал
    храбрецов и рубил им головы - пятерку за пятеркой, десяток за  десятком,
    так что погубил неверных в числе неисчислимом и ко  множестве  бесконеч-
    ном. И в это время он вдруг увидел, что проклятая  делает  бойцам  знаки
    мечом и ободряет их, и всякий, кто боялся, бежал к ней. А она кивала не-
    верным, чтобы они убили Шарр-Кана, и они кидались убивать его о гряд  за
    отрядом, но на всякий отряд, несшийся на него, он нападал сам и  обращал
    его в бегство. И за одним несся другой отряд, и Шарр-Кан  мечом  обращал
    его вспять. И он подумал, что побеждает  по  благословению  этого  бого-
    мольца, и сказал про себя: "Поистине, Аллах посмотрел на него  оком  за-
    ботливости и укрепил мою волю против спорных благодаря его чистым  наме-
    рениям! Я вижу, они меня боятся и не могут подступиться ко  мне:  напро-
    тив, всякий раз, как они на меня кинутся, они поворачивают спины и обра-
    щаются в бегство".
       И войска бились остаток дня, до конца дневного времени, а когда приш-
    ла ночь, они расположились в одной из пещер в этом ущелье, испытав много
    бед и закиданные камнями, и было убито из них в этот день сорок пять че-
    ловек. А сойдясь друг с другом, они стали искать подвижника, по не  уви-
    дели ни следа его. Им стало из-за этого тяжело, и они сказали: "Быть мо-
    жет, он погиб мученически". И Шарр-Кан молвил: "Я видел, как он укреплял
    витязей господними указаниями и охранял их Знамениями всемилостивого". И
    когда они разговаривали, вдруг пришла проклятая Зат-ад-Давахи, и в руках
    у нее была голова великого патриция, предводителя двадцати тысяч. А  это
    был непокорный притеснитель и дерзкий сажана, которого убил стрелою один
    турок, и Аллах немедля поверг его дух в огонь, и, увидя, что сделал  тот
    мусульманин с их товарищем, неверные бросились на него и привели  его  к
    гибели, изрубив мечами, и Аллах немедля послал его душу в рай. А прокля-
    тая отрезала голову  этому  патрицию  и  принесла  ее  и  бросила  перед
    Шарр-Каном, царем Дау-аль Маканом и везирем Данданом. И, увидя  старуху,
    Шарр-Кан вскочил на ноги и воскликнул: "Слава Аллаху, что ты спасся и мы
    тебя видим, о богомолец, подвижник и боец за веру!" А  старуха  сказала:
    "О дитя мое, я искал в сегодняшний день мученической смерти и кидался на
    войска неверных, но они страшились меня. А когда вы разошлись, меня взя-
    ла ревность за вас, и я кинулся на старшего патриция,  их  предводителя,
    который один считался за тысячу всадников, и ударил его  и  сбросил  ему
    голову с тела, и ни один неверный не мог подойти ко мне близко. И я при-
    нес вам его голову..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девяносто седьмая ночь
    
       Когда же настала девяносто седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
    о счастливый царь, что проклятая Зат-ад-Давахи,  взяв  голову  патриция,
    главы двадцати тысяч неверных, принесла ее и кинула перед  Дау-аль-Мака-
    ном, его братом Шарр-Каном и везирем Данданом и сказала: "Когда  я  уви-
    дел, каково вам, меня взяла ревность за вас, и я  бросился  на  старшего
    патриция, ударил его мечом и скинул ему голову. И никто из  неверных  не
    мог подойти ко мне близко. Я принес вам его голову, чтобы ваши души  ок-
    репли для боя с неверными и вы ублажили бы своими мечами господа  рабов.
    Я хочу, чтобы вы занялись битвой, а сам пойду к вашему войску, даже если
    оно у ворот аль-Кустантынии, и приведу вам оттуда двадцать тысяч всадни-
    ков, которые погубят этих нечестивых". - "А как же ты пойдешь к  ним,  о
    подвижник, когда долина со всех сторон  заперта  неверными?"  -  спросил
    Шарр-Кан. И проклятая сказала: "Аллах укроет меня от их глаз, и они меня
    не увидит, а кто и видит, не осмелится подойти ко мне: я в эго время ис-
    чезну, по воле Аллаха, и он сразится за меня со своими врагами".  -  "Ты
    сказал правду, подвижник, так как я  был  свидетелем  этому,  -  ответил
    Дау-аль-Макан, - и если ты можешь отравиться в начале  ночи,  это  будет
    для нас лучше". - "Л уйду сейчас же, - сказала старуха, - и если ты  хо-
    чешь пойти со мною, невидимый никем, - поднимайся. А коли пойдет с  нами
    твой брат, мы возьмем и его, по никого  другого:  сень  святого  покроет
    только двоих". - "Что до меня, то я не оставлю моих товарищей, -  сказал
    Шарр-Кан, - но если мой брат согласится, - не беда, чтобы он пошел с то-
    бою и освободился из этой теснины: ведь он - крепость  мусульман  и  меч
    господа миров. Если захочет, пусть берет с собою везиря Дандана или кого
    он выберет, и пришлет нам десять тысяч всадников в  помощь  против  этих
    злодеев".
       И они столковались и сошлись на этом, а потом старуха сказала: "Дайте
    срок - я пойду раньше вас и посмотрю, что  с  неверными:  спят  они  или
    бодрствуют". Но ей ответили: "Мы выйдем только с тобою  и  вручаем  свое
    дело Аллаху". - "Если я вас послушаюсь, не  упрекайте  меня,  но  корите
    только себя самих, - сказала старуха. - Я думаю, вам  следует  дать  мне
    срок, и я узнаю, что с ними".
       И Шарр-Кан молвил: "Иди и не мешкай, мы ждем тебя".  И  Зат-ад-Давахи
    ушла, а Шарр-Кан после ухода заговорил со своим братом и сказал ему: "Не
    будь этот подвижник чудотворцем, он бы не убил того  патрицияпритесните-
    ля! В этом достаточное доказательство силы этого подвижника, и мощь  не-
    верных сломилась поело убийства патриция: он ведь был непокорный притес-
    нитель и дерзкий сатана". И когда они беседовали о  чудесах  отшельника,
    вдруг проклятая Зат-ад-Давахи вошла к ним и обещала им победу над невер-
    ными, и они поблагодарили подвижника, не зная, что это хитрость и обман.
    И затем проклятая спросила: "А где царь времени Дауаль-Макан?" И он  от-
    ветил ей: "Я здесь". А она сказала: "Возьми с собою твоего везиря и сту-
    пай за мною - мы пойдем в аль-Кустантынию".
       А Зат-ад-Давахи рассказала неверным, какую она устроила  хитрость,  и
    они обрадовались до крайности и сказали: "Наши  души  успокоятся  только
    после убийства их царя за убийство патриция, так как у нас не было воина
    доблестнее его". И когда скверная старуха Зат-ад-Давахи  рассказала  им,
    что она приведет к ним царя мусульман, они сказали: "Когда ты его приве-
    дешь, мы возьмем его к царю Афрудуну".
       А потом старуха Зат-ад-Давахи отправилась, и  Дауаль-Макан  и  везирь
    Дандан отправились с нею, а она шла впереди них  и  говорила:  "Идите  с
    благословения Аллаха великого". И они ответили ей согласием, и  пронзила
    их стрела судьбы и рока. И она шла с ними до  роки,  пока  не  оказалась
    посреди войска неверных и не достигла упомянутого узкого ущелья. И войс-
    ка румов смотрели на них, но не причиняли им зла, ибо проклятая  так  им
    велела. И когда Дау-аль Макан и везирь Дандан увидели воинов неверных  и
    узнали, что неверные видят их, но не делают им зла, везирь Дандан  воск-
    ликнул: "Клянусь Аллахом, это чудо подвижника! Нет сомнения, что  он  из
    числа избранных". - "Клянусь Аллахом, - сказал Дау-альМакан, - я  думаю,
    что неверные слепы, так как мы видим их, а они нас не видят". И пока они
    восхваляли подвижника и поминали его чудеса, воздержание и  благочестие,
    вдруг неверные ринулись на них, окружили и схватили их и спросили: "Есть
    ли с вами еще кто-нибудь, кроме вас двоих, чтобы нам схватить и его?"  -
    "Разве вы не видите еще вот этого человека, который перед нами?" - спро-
    сил везирь Дандан. Но неверные воскликнули: "Клянемся мессией, монахами,
    католикосом и митрополитом, мы не видим никого, кроме вас двоих! "
       И тогда Дау-аль-Макан вскричал: "Клянусь Аллахом, то, что с нами слу-
    чилось, - наказание нам от Аллаха великого..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Девяносто восьмая ночь
    
       Когда же настала девяносто восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
    о счастливый царь, что неверные схватили паря  Дау-аль-Макана  и  везнря
    Дандана и спросили их: "Есть ли с вами кно-нибудь, кроме вас двоих, что-
    бы нам схватить его?" И везирь Дандан сказал: "Разве вы  не  видите  еще
    вот этого человека, который схватил?" - "Клянемся мессией, монахами, ка-
    толикосом и митрополитом, мы не видим никого, кроме нас двоих!" -  воск-
    ликнули неверные, и затем они наложили им на ноги цепи и назначили людей
    сторожить их там, где они спали.
       А старуха Зат-ад-Давахи скрылась с их глаз, и они  стали  вздыхать  и
    говорили друг другу: "Поистине, преклонение праведникам  приводит  их  к
    большему, чем это, и в наказание нам - беда, которая нас постигла".
       Вот что было с Дау-аль-Маканом и везирем Данданом. Что же касается до
    паря Шарр-Кана, то он проспал эту ночь, а когда наступило утро, он встал
    и совершил утреннюю молитву, и затем он и бывшие с ним войска  поднялись
    и приготовились к бою с неверными. И Шарр-Кан скреплял их сердца и  обе-
    щал им всякие блага. И они двинулись и достигли неверных, и,  увидев  их
    издали, неверные закричали: "О мусульмане, мы взяли в плен вашего султа-
    на и его везиря, который устраивает ваши дела. И если вы не  отступитесь
    от боя с нами, мы убьем вас до последнего. Если же вы отдадите нам  ваши
    души, мы пойдем с вами к нашему царю, и он помирится с вами на том,  что
    вы не выйдете из нашей страны и не отправитесь в ваши земли. И вы не бу-
    дете ничем нам вредить, а мы не будет вредить вам. Если вы согласны, это
    будет удача, если же откажетесь - будет вам только смерть. Мы вас уведо-
    мили, и вот наше последнее слово к вам".
       И когда Шарр-Кан услышал их слова и удостоверился, что его брат и ве-
    зирь Дандан взяты в плен, ему стало от этого тяжко, и его силы  ослабли,
    и он убедился в своей гибели и сказал про себя: "Посмотри-ка! Почему это
    их взяли в плен? Случилось ли им дурно обойтись с отшельником,  или  они
    прекословили ему, или что там еще с ними?" А затем мусульмане  поднялись
    на бой с неверными и убили из них великое множество. И в этот день можно
    было отличить храброго от труса. Окрасились мечи  и  копья,  и  неверные
    слетелись к ним отовсюду, как мухи слетаются к вину. А  Шарр-Кан  и  его
    люди непрестанно сражались и бились, как бьются те, кто не боится смерти
    не упускает удобного случая, пока долина не потекла от крови и земля  не
    наполнилась убитыми.
       Когда же настала ночь, войска разошлись, и каждый отряд ушел на  свое
    место, и мусульмане воротились в ту пещеру, и была очевидна их неудача и
    поражение, так как осталось их мало. И только на Аллаха и на мечи  могли
    они положиться. И убито было в этот день из них тридцать пять  всадников
    из эмиров и вельмож, хотя от их меча пали тысячи неверных, пеших и  кон-
    ных.
       И, узнав все это, Шарр-Кан почувствовал,  что  дело  стало  плохо,  и
    спросил своих людей: "Как поступить?"
       И его люди сказали ему: "Будет лишь то, чего хочет Аллах великий".
       А на второй день Шарр-Кан сказал оставшимся воинам: "Если вы  выйдете
    на бой, никто из вас не уцелеет, гак как у нас осталось лишь немного во-
    ды и пищи. У меня есть замысел, указывающий верный путь: обнажите  мечи,
    выйдите и встаньте у входа в эту пещеру и отражайте всякою, кто  подсту-
    пит к вам. Быть может, подвижник уже прибыл к войску мусульман и  приве-
    дет нам десять тысяч всадников, которые нам помогут в сражении с  невер-
    ными, и, может быть, неверные не увидели его и тех, кто был  с  ним".  И
    люди Шарр-Кана ответили ему: "Это и есть правильное мнение, и в верности
    его нет сомнения". А потом воины вышли и заняли вход в пещеру  и  встали
    по бокам его, и всякого из неверных, кто хотел войти к ним, они убивали.
       И принялись они отражать неверных от входа и стойко  бились  с  ними,
    пока день не ушел и не пришла ночь с ее мраком..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    


Яндекс.Метрика