Сайт тысячи и одной ночи
Сайт
ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ

перевод с арабского М. А. Салье





 
   
1001 ночь. Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки
 
 


1001 ночь. Арабские сказки

Книга тысячи и одной ночи


Оглавление

Рассказ о Далиле-Хитрице и Али-Зейбаке каирском

 

примечания в квадратных скобках [   ]


  • Рассказ о Далиле-Хитрице и Али-Зейбаке каирском, ночи 698-710
  • Рассказ о Далиле-Хитрице и Али-Зейбаке каирском, ночи 711-719
  •  

     

    Тысяча и одна ночь. Сказки  
       Рассказывают также, о счастливый царь, что был во время халифата  Ха-
    руна ар-Рашида один человек по имени Ахмед-ад-Данаф и другой - по  имени
    Хасан-Шуман. И были они творцами козней и хитростей и  совершали  дивные
    дела, и по эй причине наградил халиф Ахмеда-ад-Данафа почетной одеждой и
    назначил его начальником правой стороны, и наградил он Хасана-Шумана по-
    четной одеждой и назначил его начальником левой стороны, и положил  каж-
    дому из них жалованье - всякий месяц тысячу динаров. И находилось у каж-
    дого из них под рукою сорок человек. И было предписано  Ахмеду-ад-Данафу
    наблюдение за сушей.
       И выехали Ахмед-ад-Данаф с Хасаном-Шуманом и теми,  кто  был  под  их
    властью, на копях, и эмир Халидвали был с ними, и глашатай кричал: "Сог-
    ласно приказанию халифа, нет в Багдаде начальника правой стороны,  кроме
    начальника Ахмеда-ад-Данафа, и нет в Багдаде начальника  левой  стороны,
    кроме начальника Хасана-Шумана, и слова их должно слушаться, и  уважение
    к ним обязательно!"
       А была в городе старуха по имени Далила-Хитрица, и была у  нее  дочь,
    по имени Зейнаб-мошенница; и они услышали крик глашатая, и Зейнаб сказа-
    ла своей матери Далиле: "Посмотри, матушка, этот  Ахмед-ад-Данаф  пришел
    из Каира, когда его оттуда прогнали, и играл в Багдаде всякие штуки, по-
    ка не приблизился к халифу и не стал начальником правой стороны.  А  тот
    шелудивый парень, Хасан-Шуман, сделался начальником левой стороны,  и  у
    него накрывают стол по утрам и по вечерам, и  положено  им  жалованье  -
    каждому тысяча динаров во всякий месяц. А мы сидим в этом доме без дела,
    нет нам ни почета, ни уважения, и нет у нас никого, кто бы за нас попро-
    сил".
       А муж Далилы был прежде начальником в Багдаде, и ему была положена от
    халифа каждый месяц тысяча динаров; и он умер и  оставил  двух  дочерей:
    дочь замужнюю, у которой был сын по имени Ахмед-аль-Лакит, и дочь  неза-
    мужнюю по имени Зейнаб-мошенница. И Далила  умела  устраивать  хитрости,
    обманы и плутни и ухитрялась выманивать большую змею из ее норы, и Иблис
    учился у нее хитростям. Ее отец был у халифа башенником, и  ему  полага-
    лось жалованье - каждый месяц тысяча динаров. Он воспитывал почтовых го-
    лубей, которые летают с письмами и посланиями, и всякая птица  в  минуту
    нужды была халифу дороже, чем какой-нибудь из его сыновей.
       И Зейнаб сказала своей матери: "Иди устрой хитрости и  плутни,  может
    быть, из-за этого разнесется о нас слава в Багдаде и будет нам жалованье
    нашего отца..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Шестьсот девяносто девятая ночь
    
       Когда же настала шестьсот девяносто девятая ночь, она сказала: "Дошло
    до меня, о счастливый царь, что Зейнаб-мошенница сказала  своей  матери:
    "Иди устрой нам хитрости и плутни, может  быть,  распространится  о  нас
    из-за этого слава в Багдаде и будет нам жалованье нашего отца.
       "Клянусь твоей жизнью, о дочка, - сказала Далила, - я сыграю в Багда-
    де штуки посильнее штук Ахмеда-ад-Данафа и Хасана-Шумана!"
       И она поднялась и, закрыв лицо платком, надела одежду факиров и суфи-
    ев, и оделась в платье, спускавшееся ей до пят, и в  шерстяной  халат  и
    повязалась широким поясом. Потом она взяла кувшин, наполнила  его  водой
    по горлышко и, положив на отверстие его три динара,  прикрыла  отверстие
    куском пальмового лыка. А на шею она надела четки  величиной  с  вязанку
    дров, и взяла в руки палку с красными и желтыми тряпками, и вышла, гово-
    ря: "Аллах! Аллах!" - и язык произносил славословие, а сердце скакало по
    ристалищу мерзости.
       И она начала высматривать, какую бы сыграть в городе штуку, и  ходила
    из переулка в переулок, пока не пришла к одному  переулку,  выметенному,
    политому и вымощенному.
       И она увидела сводчатые ворота с мраморным порогом и матрибинца-прив-
    ратника, который стоял у ворот; и был это дом начальника чаушей [587]  ха-
    лифа, и у хозяина дома были поля и деревни, и он получал  большое  жало-
    ванье. И звали его: эмир Хасан Шарр-ат-Тарик [588],  и  назывался  он  так
    лишь потому, что удар опережал у него слово.
       И был он женат на красивой женщине и любил ее, и в ночь, когда он во-
    шел к ней, она взяла с него клятву, что он ни на ком, кроме нее, не  же-
    нится и не будет ночевать вне дома. И в один из дней ее муж пошел в  ди-
    ван и увидел с каждым из эмиров сына идя двоих сыновей. А он как-то  хо-
    дил в баню и посмотрел на свое лицо в зеркало и увидел, что белизна  во-
    лос его бороды покрыла черноту, и сказал себе: "Разве тот, кто взял тво-
    его отца, не наделит тебя сыном?"
       И потом он вошел к жене, сердитый. И она сказала ему: "Добрый вечер!"
    И эмир воскликнул: "Уходи от меня! С того дня, как я увидел тебя,  я  не
    видел добра". - "А почему?" - спросила его жена. И он сказал:  "В  ночь,
    когда я вошел к тебе, ты взяла с меня клятву, что я ни на ком, кроме те-
    бя, не женюсь, а сегодня я видел, что у каждого эмира есть по сыну, а  у
    некоторых - двое; и я вспомнил про смерть и про то, что мне не досталось
    ни сына, ни дочери, а у кого нет сына, о том не вспоминают. Вот  причина
    моего гнева. Ты бесплодная и не несешь от меня!" - "Имя Аллаха  над  то-
    бой! - воскликнула его жена. - Я пробила  все  ступки,  толча  шерсть  и
    зелья, и нет за мной вины. Задержка от тебя: ты плосконосый мул, и  твой
    белок жидкий - он не делает беременной и не приносит  детей".  -  "Когда
    вернусь из поездки, женюсь на другой", - сказал эмир. И жена его отвеча-
    ла: "Моя доля у Аллаха!" И эмир вышел от нее, и оба раскаялись, что  по-
    носили друг друга.
       И когда жена эмира выглядывала из окна, подобная невесте из сокровищ-
    ницы - столько было на ней украшений, Далила вдруг остановилась и увиде-
    ла эту женщину, и заметила на ней украшения и дорогие одежды, и  сказала
    себе: "Нет лучше ловкости, о Далила, чем забрать эту женщину из дома  ее
    мужа и оголить ее от украшений и одежды и взять все это".
       И она остановилась и стала поминать Аллаха под окном дворца,  говоря:
    "Аллах! Аллах!" И жена эмира увидала старуху, одетую в белые одежды, по-
    хожую на купол из света и имевшую облик суфиев, которая говорила:  "Яви-
    тесь, о друзья Аллаха!" И женщины с той улицы высунулись из окон и стали
    говорить: "Вот явная поддержка Аллаха!  От  лица  этой  старицы  исходит
    свет!" И Хатун, жена эмира Хасана, заплакала и сказала своей невольнице:
    "Спустись, поцелуй руку шейху Абу-Али, привратнику, и скажи ему: "Дай ей
    войти, этой старице, чтобы мы получили через нее благодать".
       И невольница спустилась и поцеловала привратнику руку и сказала: "Моя
    госпожа говорит тебе: "Дай этой старице войти к моей госпоже, чтобы  она
    получила через нее благодать..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Ночь, дополняющая до семисот
    
       Когда же настала ночь, дополняющая до семисот, она сказала: "Дошло до
    меня, о счастливый царь, что невольница спустилась к привратнику и  ска-
    зала ему: "Моя госпожа говорит тебе: "Дай этой старице войти к моей гос-
    поже, чтобы она получила через нее благодать - быть, ее благодать покро-
    ет нас всех".
       И привратник пошел к Далиле я начал было целовать ей руку, но она  не
    дала ему и сказала: "Отдались от меня, чтобы не испортить мне  омовения!
    Ты тоже суфий - влекомый к Аллаху, наблюдаемый  друзьями  Аллаха.  Аллах
    освободил тебя от этой службы, о Абу-Али".
       А привратнику приходилось с эмира его жалованье за три месяца,  и  он
    был стеснен и не знал, как вырвать деньги у этого эмира. "О матушка, на-
    пои меня из твоего кувшина, чтобы я получил  через  тебя  благодать",  -
    сказал он Далиле. И та сняла кувшин с плеча и помахала им  в  воздухе  и
    тряхнула рукой так, что лыко слетело с отверстия кувшина, и  три  динара
    упали на землю, и привратник увидел их и подобрал. "Вот нечто от Аллаха!
    - воскликнул он. - Эта старица - одна из святых с сокровищами! Она  раз-
    ведала про меня и узнала, что я нуждаюсь в деньгах на расходы, и  сумела
    раздобыть мне три динара из воздуха". И он взял динары в руку  и  сказал
    Далиле: "Возьми, тетушка, три динара, которые упали на землю  из  твоего
    кувшина". И старуха воскликнула: "Отдали их от меня, я из тех людей, ко-
    торые никогда не занимаются делами мира! Возьми их и  истрать  на  себя,
    взамен того, что приходится тебе с эмира". - "Вот явная поддержка  Алла-
    ха, и это относится к откровениям!" - воскликнул привратник. И невольни-
    ца поцеловала старухе руку и повела ее наверх к своей госпоже.
       И Далила вошла и увидела, что госпожа невольницы подобна кладу, с ко-
    торого сняты талисманы; а Хатун приветствовала ее и поцеловала ей  руку.
    "О дочь моя, - сказала старуха, - я пришла к тебе только с  советом".  И
    Хатун подала ей еду, и Далила сказала: "О дочка, я ем только райские ку-
    шанья и постоянно пощусь. Я нарушаю пост лишь пять дней в году. Но я ви-
    жу, о дочка, что ты огорчена, и хочу, чтобы ты  мне  сказала  о  причине
    твоего огорчения". - "О матушка, - ответила Хатун, - в ночь,  когда  муж
    вошел ко мне, я взяла с него клятву, что он не женится на другой;  и  он
    увидел детей, и ему захотелось их иметь, и он сказал: "Ты бесплодная!" А
    я сказала: "Ты мул, от которого не носят!" И он вышел сердитый и сказал:
    "Когда вернусь из поездки, женюсь на другой!" И я боюсь, о матушка,  что
    он со мной разведется и возьмет другую. У него есть  деревни  и  поля  и
    большое жалованье, и если придут к нему дети от  другой,  они  завладеют
    вместо меня деньгами и деревнями".
       "О дочка, - сказала Далила, - разве ты ничего не знаешь о моем  шейхе
    Абу-ль-Хамалате? [589] За всякого, кто в долгах и кто посетит  его,  Аллах
    отдает его долги, а если посетит его бесплодная, она станет беременной".
    -
       "О матушка, - сказала Хатун, - с того дня, как муж вошел ко мне, я не
    выходила ни с утешением, ни с поздравлением". - "О дочка, - сказала ста-
    руха, - я возьму тебя с собой и отведу к  Абу-ль-Хамалату.  Переложи  на
    него твою ношу и дай ему обет, может быть твой муж, вернувшись из  путе-
    шествия, познает тебя и ты понесешь от него дочку или сына. И тот,  кого
    ты родишь, будь то мальчик или девочка, станет дервишем шейха Абу-ль-Ха-
    малата".
       И женщина поднялась и надела все свои украшения  и  оделась  в  самое
    роскошное из бывших у нее платьев и сказала невольнице: "Присматривай за
    домом!" И невольница ответила: "Слушаю и повинуюсь, о госпожа!"
       И потом Хатун спустилась вниз, и ее встретил шейх  Абу-Али,  приврат-
    ник, и спросил ее: "Куда, о госпожа?" И Хатун ответила ему: "Я иду посе-
    тить шейха Абу-ль-Хамалата". - "Пост на год для меня обязателен! - воск-
    ликнул привратник. - Поистине, эта старица из святых, и она  полна  свя-
    тости. Она, о госпожа, одна из святых с сокровищем, так как она мне дала
    три динара червонного золота и все обо мне открыла,  без  того  чтобы  я
    спросил, и узнала, что я нуждаюсь!"
       И старуха вышла, и женщина, жена эмира Хасана Шарр-ат-Тарика,  вместе
    с нею; и Далила-Хитрица говорила женщине: "Если захочет Аллах, о  дочка,
    когда ты посетишь Абу-ль-Хамалата, твое сердце будет залечено, и ты  по-
    несешь, по изволению великого Аллаха, и полюбит тебя твой муж, эмир  Ха-
    сан, по благодати этого шейха, и не заставит тебя  после  этого  слушать
    слова, обидные для твоего сердца". - "Я посещу его, о матушка", - сказа-
    ла женщина; а старуха подумала: "Где я ее оголю и возьму ее одежду, ког-
    да люди ходят туда и сюда?"
       "О дочка, - сказала она женщине, - когда идешь, иди сзади меня на та-
    ком расстоянии, чтобы меня видеть, потому что твоя матушка несет на себе
    многие ноши, и всякий, у кого есть ноша, бросает ее на меня,  и  все,  у
    кого есть приношение, дают его мне и целуют мне руку".
       И женщина пошла сзади Далилы, далеко от нее, а старуха  шла  впереди,
    пока они не дошли до рынка купцов, и браслеты звучали, и монеты  бренча-
    ли.
       И Далила прошла мимо лавки сына одного купца по имени  Сиди-Хасан  (а
    он был красивый, без растительности на щеках), и он  увидел  проходившую
    женщину и стал искоса на нее поглядывать; и когда старуха заметила  это,
    она подмигнула женщине и сказала ей: "Посиди возле этой лавки, пока я не
    приду к тебе!"
       И женщина исполнила ее приказание и села перед лавкой сына  купца,  и
    сын купца посмотрел на нее взглядом, оставившим в нем тысячу вздохов;  а
    старуха подошла к нему, приветствовала его и спросила:  "Тебя  ли  зовут
    Сиди-Хасан, сын купца Мухсина?" И юноша ответил: "Да; кто осведомил тебя
    о моем имени?" - "Указали мне на тебя люди благие, - ответила старуха. -
    Знай, что эта девушка - моя дочь. Ее отец был купцом, и он умер и  оста-
    вил ей большие деньги, и она  достигла  зрелости;  а  разумные  сказали:
    "Сватай свою дочь, но не сватай за своего сына". И она в жизни не  выхо-
    дила из дому раньше этого дня. И пришло мне указание, и раздался в серд-
    це моем призыв, чтобы я выдала ее за тебя замуж, а если ты бедный, я дам
    тебе капитал и открою тебе вместо этой лавки две".
       И сын купца подумал: "Я просил у Аллаха невесту, и он послал мне  три
    вещи: кошелек, женщину и одежду".
       "О матушка, - сказал он, - прекрасно то, что ты мне посоветовала! Моя
    мать уже давно говорит мне: "Я хочу тебя женить", а я соглашаюсь и гово-
    рю: "Я женюсь не иначе, как увидев глазами!" [590] - "Поднимайся на ноги и
    следуй за мной, я покажу ее тебе голую", - сказала Далила. И юноша пошел
    с ней и взял с собою тысячу динаров, говоря в душе: "Может быть, нам по-
    надобится что-нибудь купить..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот первая ночь
    
       Когда же настала семьсот первая ночь, она сказала: "Дошло до меня,  о
    счастливый царь, что старуха сказала Хасану, сыну купца Мухсина: "Подни-
    майся, следуй за мной, я покажу ее тебе голую". И юноша поднялся и пошел
    с ней и взял с собой тысячу динаров, говоря в  душе:  "Может  быть,  нам
    что-нибудь понадобится, и это мы купим и выложим установленную плату  за
    заключение условия".
       "Иди от нее вдали, на таком расстоянии, чтобы видеть ее  глазами",  -
    сказала ему старуха; а сама она думала: "Куда ты пойдешь с сыном  купца,
    чтобы оголить и его и женщину?" И она пошла (а женщина следовала за ней,
    а сын купца следовал за женщиной) и подошла к красильне,  где  был  один
    мастер по имени Хаддж Мухаммед, и был он подобен ножу продавца  аронника
    - срезал и мужское и женское и любил есть фиги и гранаты.
       И он услышал звон ножных браслетов и поднял глаза и  увидел  юношу  и
    девушку, и вдруг старуха села подле него и приветствовала его и  спроси-
    ла: "Ты Хаддж Мухаммед, красильщик?" - "Да, я Хаддж  Мухаммед,  чего  ты
    потребуешь?" - ответил красильщик. И Далила сказала: "Указали мне на те-
    бя люди благие. Посмотри на эту красивую девушку - это моя дочь, а  этот
    безбородый красивый юноша - мой сын, и я воспитала их и истратила на них
    большие деньги. Знай" что у меня есть большой шаткий дом. Я подперла его
    деревянными балками, но строитель сказал мне: "Живи в другом месте. Воз-
    можно, что дом на тебя упадет, если не перестроишь его; а потом  возвра-
    щайся в него и живи в нем". И я вышла поискать себе какого-нибудь жилья,
    и добрые люди указали мне на тебя, и я хочу поселить у тебя мою  дочь  и
    моего сына". - "Пришло к тебе масло на лепешке!" - подумал красильщик  и
    сказал старухе: "Правильно, у меня есть дом, и гостиная, и комната, но я
    не могу обойтись без какого-нибудь из этих помещений из-за гостей и фел-
    лахов с индиго". - "О сынок, - сказала Далила, - самое большее на  месяц
    или два месяца, пока мы перестроим дом. Мы люди иноземные. Сделай  поме-
    щение для гостей общим для нас с тобой. Клянусь твоей жизнью,  о  сынок,
    если ты потребуешь, чтобы твои гости были нашими гостями, добро им пожа-
    ловать, мы и есть будем с ними и спать будем с ними".
       И красильщик отдал Далиле ключи: один большой,  другой  маленький,  и
    еще ключ кривой, и сказал: "Большой ключ - от дома, кривой - от гостиной
    и маленький - от комнаты". И Далила взяла ключи, и женщина пошла за  нею
    следом, а сзади нее шел сын купца. И Далила пришла к переулку и  увидела
    ворота и открыла их и вошла, и женщина тоже вошла; и Далила сказала  ей:
    "О дочка, это дом шейха Абу-ль-Хамалата (и она указала ей на  гостиную).
    Поднимись в комнату и развяжи изар, а я приду к тебе".
       И женщина поднялась в комнату и села; и тут пришел сын купца, и  ста-
    руха встретила его и сказала: "Посиди в гостиной, а я приведу  тебе  мою
    дочь, чтобы ты на нее посмотрел". И юноша вошел и сел в гостиной, а ста-
    руха вошла к женщине, и та сказала ей: "Я хочу посетить  Абуль-Хамалата,
    пока не пришли люди". - "О дочка, мы боимся за тебя", - сказала старуха.
    "Отчего?" - спросила женщина. И старуха сказала: "Тут мой сын, он  дура-
    чок - не отличает лета от зимы и постоянно голый. Он подручный шейха,  и
    если входит к нему девушка, как ты, чтобы посетить шейха, он хватает  ее
    серьги, и разрывает ей ухо, и рвет ее шелковую  одежду.  Сними  же  твои
    драгоценности и платье, а я поберегу это для тебя, пока ты  не  посетишь
    шейха".
       И женщина сняла украшения и одежду и отдала ее старухе; а та сказала:
    "Я положу их под покровом шейха, и достанется тебе благодать".
       И старуха взяла вещи и ушла, оставив женщину в  рубахе  и  штанах,  и
    спрятала вещи в одном месте на лестнице, а затем она вошла к сыну  купца
    и нашла его ожидающим женщину. "Где твоя  дочь,  чтобы  я  посмотрел  на
    нее?" - спросил он старуху. И та стала бить себя в грудь. "Что с тобой?"
    - спросил юноша. И старуха воскликнула: "Пусть не живет  злой  сосед,  и
    пусть не будет соседей, которые завидуют! Они видели, как ты  входил  со
    мной, и спросили про тебя, и я сказала: "Я высватала моей  дочери  этого
    жениха". И тогда они мне позавидовали и сказали моей дочери: "Разве твоя
    мать устала содержать тебя, что она выдает тебя за  прокаженного?"  И  я
    дала ей клятву, что я позволю ей тебя увидеть не иначе,  как  голым".  -
    "Прибегаю к Аллаху от завистников!" - воскликнул юноша и обнажил руки. И
    Далила увидела, что они точно серебро, и сказала: "Не  бойся  ничего!  Я
    дам тебе увидеть ее голою, как и она увидит тебя голым". - Пусть  прихо-
    дит и смотрит на меня", - сказал юноша и снял с себя соболью шубу, и ку-
    шак, и нож, и всю одежду, так что остался в рубахе и подштанниках, а ты-
    сячу динаров он положил в вещи. И старуха сказала ему: "Подай свои вещи,
    я тебе их поберегу".
       И она взяла их и положила их на вещи женщины и понесла все это и выш-
    ла в двери и заперла обоих и ушла по своему пути..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот вторая ночь
    
       Когда же настала семьсот вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня,  о
    счастливый царь, что старуха, взяв вещи сына купца и вещи  женщины,  за-
    перла обоих за дверями и ушла своей дорогой". Она оставила то, что с ней
    было, у одного москательщика и пошла к красильщику и  увидела,  что  тот
    сидит и ждет ее. "Если захотел Аллах, стало так, что дом  вам  понравил-
    ся?" - спросил он. И Далила ответила: "В нем - благодать, и я иду за но-
    сильщиками, которые принесут наши вещи и ковры. Мои дети захотели  хлеба
    с мясом; возьми же этот динар, приготовь им хлеба с мясом и пойди пообе-
    дай с ними". - "А кто будет стеречь красильню, в которой чужие вещи?"  -
    спросил красильщик. "Твой малый", - отвечала Далила. И  красильщик  ска-
    зал: "Пусть так!" И, взяв блюдо, он пошел готовить обед.
       Вот что было с красильщиком, и речь о нем еще впереди. Что же касает-
    ся старухи, то она взяла от москательщика вещи  женщины  и  сына  купца,
    вошла в красильню и сказала малому красильщика: "Догоняй твоего хозяина,
    а я не двинусь, пока вы оба не придете". - "Слушаю и повинуюсь!" - отве-
    тил малый. А Далила взяла все, что было в красильне.
       И вдруг подошел один ослятник, гашишеед, который уже неделю  был  без
    работы, и старуха сказала ему: "Поди сюда, ослятник! - И когда он  подо-
    шел, спросила: - знаешь ли ты моего сына, красильщика?"  -  "Да,  я  его
    знаю", - ответил ослятник. И старуха сказала: "Этот бедняга разорился, и
    на нем остались долги, и всякий раз, как его сажают в тюрьму, я его  ос-
    вобождаю. Мы желаем подтвердить его бедность, и я  иду  отдать  вещи  их
    владельцам и хочу, чтобы ты дал мне осла. Я отвезу на нем людям их вещи,
    а ты возьми этот динар за наем  осла,  а  после  того  как  я  уйду,  ты
    возьмешь ручную пиалу, вычерпаешь все, что есть в горшках,  и  разобьешь
    горшки и кувшины, чтобы, когда придет следователь от кади,  в  красильне
    ничего не нашлось". - "Милость хозяина лежит на мне, и я сделаю для него
    что-нибудь ради Аллаха", - ответил ослятник.  И  старуха  взяла  вещи  и
    взвалила их на осла, и покрыл ее покрывающий, и она отправилась домой.
       И когда она пришла к своей дочери Зейнаб, та сказала ей: "Мое  сердце
    с тобой, матушка! Какие ты устроила плутни?" И старуха отвечала: "Я уст-
    роила четыре плутни с четырьмя человеками:  сыном  купца,  женой  чауша,
    красильщиком и ослятником, и привезла тебе все их вещи на осле  ослятни-
    ка". - "О матушка, - сказала Зейнаб, - ты не сможешь  больше  пройти  по
    городу из-за чауша, вещи жены которого ты забрала, и сына купца, которо-
    го ты оголила, и красильщика, из чьей красильни ты взяла вещи, и  ослят-
    ника, владельца осла". - "Ах, доченька, - ответила Далила, - я  беспоко-
    юсь только из-за ослятника: он меня узнает".
       Что же касается мастера-красильщика, то он приготовил хлеб с мясом, и
    поставил его на голову своего слуги, и прошел мимо  красильни  и  увидел
    ослятника, который бил горшки, и не осталось в красильне ни  тканей,  ни
    вещей, и увидел он, что красильня разрушена. "Подними руку, ослятник", -
    сказал он ему. И ослятник поднял руку и  воскликнул:  "Слава  Аллаху  за
    благополучие, хозяин! Мое сердце болит о тебе". - "Почему и что со  мной
    случилось?" - спросил красильщик. И ослятник сказал:  "Ты  разорился,  и
    тебе написали свидетельство о разорении". - "Кто тебе сказал?" - спросил
    красильщик. И ослятник молвил: "Твоя мать мне сказала, и она велела  мне
    разбить горшки и вычерпать кувшины, боясь, что когда придет следователь,
    он, может быть, что-нибудь найдет в красильне". - "Аллах да обманет  да-
    лекого! [591] - воскликнул красильщик. - Моя мать давно умерла!" И он при-
    нялся бить себя рукою в грудь и воскликнул:  "Пропало  мое  имущество  и
    имущество людей!" И тогда ослятник заплакал и  воскликнул:  "Пропал  мой
    осел!" И потом он сказал красильщику: "Верни мне твоего  осла  от  твоей
    матери, красильщик!" И красильщик вцепился в ослятника и стал  бить  его
    кулаками, говоря: "Приведи мне старуху!" А  ослятник  говорил:  "Приведи
    мне осла!" И люди собрались вокруг них..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот третья ночь
    
       Когда же настала семьсот третья ночь, она сказала: "Дошло до меня,  о
    счастливый царь, что красильщик вцепился в ослятника, а ослятник вцепил-
    ся в красильщика, и они начали драться, и каждый из них обвинял другого.
    И вокруг них собрались люди, и один из них спросил: "Что у вас за  исто-
    рия, о мастер Мухаммед?" И ослятник воскликнул: "Я расскажу вам эту  ис-
    торию!" И он рассказал о том, что с ним случилось, и сказал:  "Я  думал,
    что я заслужил благодарность мастера, но, когда он меня увидел, он  стал
    бить себя в грудь и сказал: "Моя мать умерла!" И я тоже требую  от  него
    моего осла, так как он устроил со мной эту штуку, чтобы  погубить  моего
    осла".
       "О мастер Мухаммед, - сказали люди, - ты, значит, знаешь эту старуху,
    раз ты доверил ей красильню и то, что там было?" - "Я ее не знаю, -  от-
    вечал красильщик, - и она только сегодня у меня поселилась с сыном и до-
    черью". - "По совести, - сказал кто-то, - красильщик отвечает за  осла".
    - "В чем основание этого?" - спросили его. И он сказал: "В том, что  ос-
    лятник был спокоен и отдал своего осла старухе, только когда увидал, что
    красильщик доверил свою красильню и то, что в ней было". - "О мастер,  -
    сказал тогда кто-то, - если ты поместил ее у себя,  ты  обязан  привести
    ослятнику его осла".
       И потом они пошли, направляясь к дому красильщика, и речь о  них  еще
    будет. Что же касается сына купца, то он ждал прихода старухи, -  но  та
    не приводила своей дочери; а женщина ждала, что старуха принесет ей поз-
    воленье  от  своего  сына,  увлеченного  к  Аллаху,   подручного   шейха
    Абу-ль-Хамалата, - но старуха не возвращалась к ней. И Хатун  поднялась,
    чтобы посетить шейха. И вдруг сын купца сказал ей,  когда  она  входила:
    "Поди сюда! Где твоя мать, которая привела меня, чтобы я на тебе  женил-
    ся?" - "Моя мать умерла, - отвечала женщина. - А ты сын той старухи, ув-
    леченный Аллахом, подручный шейха Абу-ль-Хамалата?" - "Это не моя  мать,
    - сказал сын купца, - эта старуха - обманщица. Она обманула меня и взяла
    мою одежду и тысячу динаров". - "Меня она тоже обманула и привела  сюда,
    чтобы я посетила Абу-ль-Хамалата, и оголила меня", - сказала женщина.  И
    сын купца стал ей говорить: "Я узнаю, где моя одежда и  тысяча  динаров,
    только от тебя!" А женщина говорила: "Я узнаю, где мои вещи и  драгоцен-
    ности, только от тебя! Приведи ко мне твою мать!"
       И вдруг вошел к ним красильщик и увидел, что сын купца голый и женщи-
    на тоже голая, и сказал: "Говорите, где ваша мать!" И женщина рассказала
    обо всем, что ей выпало, и сын купца рассказал обо всем, что с ним  слу-
    чилось; и красильщик воскликнул: "Пропало мое имущество и имущество  лю-
    дей!" А ослятник воскликнул: "Пропал мой осел!" - "Эта старуха -  обман-
    щица, - сказал красильщик. - Выходите, чтобы я запер дверь". - "Для тебя
    будет позором, что мы вошли к тебе в дом одетые,  а  выходим  голые",  -
    сказал сын купца. И красильщик одел его и одел женщину и отправил ее до-
    мой, и речь о ней еще будет после прибытия ее мужа из путешествия.
       Что же касается красильщика, то он запер красильню и сказал сыну куп-
    ца: "Пойдем с нами искать старуху, чтобы отдать ее вали".  И  сын  купца
    пошел с ними, и ослятник был с ними тоже. И они вошли в дом вали и пожа-
    ловались ему, и вали спросил: "О люди, в чем ваше дело?" И они рассказа-
    ли ему, что случилось. И вали сказал: "А сколько в городе старух!  Идите
    ищите ее и схватите, а я заставлю ее сознаться". И они  стали  ходить  и
    искать Далилу, и речь о них еще будет.
       Что же касается старухи Далилы-Хитрицы, то она сказала  своей  дочери
    Зейнаб: "О дочка, я хочу устроить штуку". - "О матушка, я боюсь  за  те-
    бя", - сказала Зейнаб. И старуха молвила: "Я точно шелуха бобов: не  да-
    юсь ни воде, ни огню!" И старуха поднялась и надела платье  служанки  из
    служанок вельмож и пошла, высматривая, какую  бы  устроить  плутню.  Она
    прошла мимо переулка, устланного тканями, где висели светильники, и  ус-
    лышала там певиц и удары в бубны, и увидала невольницу, на плече которой
    сидел мальчик в рубашке, вышитой серебром, и на нем была красивая  одеж-
    да, а на голове у него был  тарбуга,  окаймленный  жемчугом;  на  шее  у
    мальчика висело золотое ожерелье с драгоценными камнями, и  на  нем  был
    надет бархатный плащ.
       А этот дом принадлежал начальнику купцов в Багдаде, и ребенок был его
    сыном; и была у него еще дочь, невинная, за которую посватались, и они в
    этот день справляли свадьбу. И у ее матери собралось много женщин и  пе-
    виц, и всякий раз, как мать мальчика входила или выходила, ребенок  цеп-
    лялся за нее. И она кликнула невольницу и  сказала  ей:  "Возьми  твоего
    господина, поиграй с ним, пока собрание не разойдется".
       А старуха Далила вошла и увидела мальчика на плече невольницы и спро-
    сила ее: "Что у твоей госпожи сегодня за торжество?" И невольница  отве-
    тила: "Она справляет свадьбу своей дочери, и у нее певицы". И тогда ста-
    руха сказала в душе: "О Далила, нет лучше плутни, как взять этого ребен-
    ка у невольницы..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот четвертая ночь
    
       Когда же настала семьсот четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
    о счастливый царь, что старуха сказала в  душе:  "О  Далила,  нет  лучше
    плутни, как взять этого ребенка у невольницы! И  затем  воскликнула:  "О
    злосчастный позор!" - и вынула из-за пазухи маленькую медную бляшку, по-
    хожую на динар.
       А невольница была дурочка, и старуха сказала ей: "Возьми этот  динар,
    пойди к твоей госпоже и скажи ей: "Умм-аль-Хайр за тебя радуется, и твои
    милости ее обязывают; и в день собрания она придет со своими дочерьми, и
    они наградят горничных подарками". - "О матушка, - сказала невольница, -
    а как же этот мой господин? Всякий раз, как он видит свою мать, он  цеп-
    ляется за нее". - "Подай его мне, он побудет со мной, пока ты сходишь  и
    вернешься", - сказала старуха. И невольница взяла медную бляшку и  вошла
    в дом, а старуха взяла ребенка и, выйдя в переулок, сняла с него украше-
    ния и одежды, которые на нем были, и сказала в душе: "О Далила, ловкость
    лишь в том, чтобы, так же как ты сыграла штуку с невольницей и  взяла  у
    нее ребенка, устроить еще плутню и оставить  мальчика  в  залог  за  ка-
    кую-нибудь вещь ценой в тысячу динаров!"
       И она пошла на рынок торговцев драгоценностями и увидела еврея-ювели-
    ра, перед которым была корзина, полная драгоценностей, и  сказала  себе:
    "Ловкость лишь в том, чтобы схитрить с этим евреем, взять у него  драго-
    ценностей на тысячу динаров и оставить этого ребенка за них в залог".
       И еврей посмотрел и увидел ребенка со старухой и узнал, что  это  сын
    начальника купцов. А у этого еврея было много денег, и он завидовал сво-
    ему соседу, если тот продавал что-нибудь, а он не продавал.
       "Чего ты потребуешь, о госпожа?" - спросил он. И Далила сказала: "Ты,
    мастер Азра, еврей?" (Она раньше спросила, как его зовут.) "Да", - отве-
    тил еврей. И Далила сказала: "Сестру этого ребенка, дочь начальника куп-
    цов, сосватали, сегодня справляют ее свадьбу, и ей нужны  драгоценности.
    Дай же нам две пары золотых ножных  браслетов,  пару  золотых  запястий,
    жемчужные серьги, кушак, кинжал и перстень".
       И она взяла у него вещей на тысячу динаров и сказала: "Я  возьму  эти
    драгоценности и посоветуюсь; что им понравится, они заберут, и я принесу
    тебе за это деньги, а ты подержи этого мальчика у себя". -  "Дело  будет
    так, как ты хочешь", - ответил ювелир.
       И Далила взяла драгоценности и пошла домой. И ее дочь спросила:  "Ка-
    кие плутни ты устроила?" И старуха отвечала: "Я сыграла одну штуку: взя-
    ла сына начальника купцов и раздела его, а потом пошла и заложила его за
    вещи в тысячу динаров и забрала их у одного еврея".  -  "Ты  не  сможешь
    больше ходить по городу", - сказала ей ее дочь.
       Что же касается невольницы, то она вошла к своей  госпоже  и  сказала
    ей: "О госпожа, Умм-аль-Хайр желает тебе мира и радуется за  тебя,  а  в
    день собрания она придет со своими дочерьми, и они принесут подарок".  -
    "А где твой господин?" - спросила ее госпожа; и невольница ответила:  "Я
    оставила его у нее, боясь, что он за тебя уцепится, и она дала мне пода-
    рок для певиц". И госпожа невольницы сказала начальнице  певиц:  "Возьми
    твой подарок". И та взяла его и увидела, что это медная бляшка.
       "Спустись, о распутница, посмотри, где твой господин", - сказала  хо-
    зяйка невольницы. И девушка спустилась и не нашла ни ребенка, ни  стару-
    хи, - и она закричала и упала лицом вниз, и  сменилась  радость  их  пе-
    чалью.
       И вдруг пришел начальник купцов. И жена его рассказала ему обо  всем,
    что случилось, и он вышел искать своего сына, и каждый из  купцов  начал
    искать на какойнибудь дороге.
       И начальник купцов искал до тех пор, пока не увидел своего сына голым
    возле лавки еврея, и тогда он спросил его: "Это мой сын?" - "Да", -  от-
    вечал еврей. И отец мальчика взял его и от сильной радости не стал спра-
    шивать про его одежду.
       Что же касается еврея, то, увидев, что купец  взял  своего  сына,  он
    уцепился за него и воскликнул: "Аллах да поможет против тебя халифу!"  -
    "Что с тобой, о еврей?" - спросил купец; и еврей сказал: "Старуха  взяла
    у меня драгоценностей для твоей дочери на тысячу динаров  и  заложила  у
    меня этого ребенка. Я только потому ей и дал их, что она оставила у меня
    этого ребенка в залог за то, что взяла; и я бы не доверился ей, если  бы
    не знал, что этот ребенок - твой сын". - "Моей дочери не нужно драгоцен-
    ностей. Принеси мне одежду ребенка", - сказал купец. И  еврей  закричал:
    "Ко мне, о мусульмане!" И вдруг подошли ослятник, красильщик и сын  куп-
    ца, которые ходили и искали старуху.
       И они спросили купца и еврея о причине их перебранки, и те рассказали
    им, что случилось, и тогда они сказали: "Эта старуха - обманщица, и  она
    обманула нас раньше, чем вас".
       И они рассказали обо всем, что случилось у них  со  старухой,  и  на-
    чальник купцов сказал: "Раз я нашел своего сына, то одежда  -  выкуп  за
    него, а если эта старуха мне попадется, я потребую одежду от нее".
       И начальник купцов отправился со своим сыном к его матери, и та обра-
    довалась, что ребенок цел; а что до еврея, то он спросил тех  троих:  "А
    вы куда идете?" И они ответили: "Мы хотим искать старуху".  -  "Возьмите
    меня с собой, - сказал еврей, и потом он спросил: - Есть  ли  среди  вас
    кто-нибудь, кто ее узнает?" - "Я ее узнаю!" - воскликнул ослятник. И ев-
    рей сказал: "Если мы пойдем вместе, нам невозможно будет ее найти, и она
    от нас убежит. Пусть каждый из нас  пойдет  по  какой-нибудь  дороге,  а
    встреча наша будет у лавки хаджи Масуда, цирюльника-магрибинца".
       И каждый из них пошел по одной из дорог, а в это время Далила  вышла,
    чтобы устроить новую плутню.
       И ее увидел ослятник и, узнав ее, уцепился за нее  и  крикнул:  "Горе
    тебе! Ты давно занимаешься таким делом?" - "Что  с  тобой?"  -  спросила
    старуха. И ослятник воскликнул: "Мой осел! Подай его!"  -  "Скрывай  то,
    что скрыл Аллах, о сын мой, - сказала старуха. - Ты требуешь своего осла
    или вещи людей?" - "Я требую только моего осла", - ответил  ослятник.  И
    старуха сказала: "Я увидела, что ты бедный, и поставила  твоего  осла  у
    цирюльника-магрибинца. Стань поодаль, а я дойду до него и скажу ему лас-
    ково, чтобы он его тебе отдал". И она подошла к магрибинцу и  поцеловала
    ему руку и заплакала. И цирюльник спросил ее: "Что с тобой?" И она  ска-
    зала: "О дитя мое, посмотри на моего сына, который там стоит. Он был бо-
    лен и простудился, и воздух испортил ему разум. А он раньше покупал  ос-
    лов, и теперь он говорит, когда встает: "Мой осел", - и когда сидит, го-
    ворит: "Мой осел", - и когда ходит, говорит: "Мой осел". И один из  вра-
    чей сказал мне, что он помрачился в уме и что его вылечишь, только  выр-
    вав ему два зуба и дважды прижегши ему виски. Возьми же этот динар,  по-
    зови его и скажи ему: "Твой осел у меня". - "Поститься год для меня обя-
    зательно! - воскликнул цирюльник. - Я, право, отдам ему его осла прямо в
    руки".
       А у него было два мастера, и он сказал одному из них:  "Пойди  накали
    два гвоздя". И потом он позвал ослятника, а старуха ушла своей дорогой.
       И когда ослятник подошел к нему, цирюльник сказал: "Твой осел у меня,
    о бедняга! Пойди сюда, возьми его: клянусь жизнью, я отдам его тебе пря-
    мо в руки". И затем он взял ослятника, и тот вошел с ним в темную комна-
    ту, и вдруг магрибинец ударил его кулаком, и он упал, и его  потащили  и
    связали ему руки и ноги, и магрибинец вырвал ему два  зуба  и  два  раза
    прижег ему виски, а потом оставил его.
       И ослятник поднялся и спросил его: "О магрибинец, почему ты сделал со
    мной такое дело?" И цирюльник ответил: "Потому, что твоя мать рассказала
    мне, что ты помрачился в уме, так как простудился, когда  был  болен,  и
    что, когда ты встаешь, ты говоришь: "Мой осел", и  когда  сидишь,  гово-
    ришь: "Мой осел". Вот он, твой осел, у тебя в руках!" - "Тебе достанется
    от Аллаха за то, что ты вырвал мне клыки!" - воскликнул ослятник. И маг-
    рибинец сказал: "Твоя мать мне так сказала", - и рассказал ослятнику обо
    всем, что она ему говорила. "Аллах да сделает ее жизнь тяжелой!" - воск-
    ликнул ослятник. И потом они с магрибинцем ушли, препираясь, и  магриби-
    нец оставил свою лавку, а вернувшись в лавку, магрибинец не нашел в  ней
    ничего: когда он ушел с ослятником, старуха взяла все, что было у него в
    лавке, и пошла к своей дочери и рассказала ей обо всем, что ей выпало  и
    что она сделала.
       Что же касается цирюльника, то, увидев, что его лавка пуста, он  вце-
    пился в ослятника и сказал ему: "Приведи мне твою мать!" Ослятник  воск-
    ликнул: "Это не моя мать, это обманщица, которая обманула много людей  и
    взяла моего осла!"
       И вдруг подошел красильщик, еврей и сын купца,  и  они  увидели,  что
    магрибинец вцепился в ослятника, а ослятнику прижгли виски,  и  спросили
    его: "Что с тобой случилось, ослятник?"  И  ослятник  рассказал  им  обо
    всем, что с ним произошло, и магрибинец тоже рассказал свою  историю,  и
    они воскликнули: "Эта старуха - обманщица, которая обманула  нас!"  -  и
    рассказали обо всем ослятнику и цирюльнику, что случилось.
       И магрибинец запер свою лавку и прошел с ними к дому вали, и они ска-
    зали вали: "Мы узнаем о наших обстоятельствах и о нашем имуществе только
    от тебя!" - "А сколько в городе старух! - сказал вали. - Есть  ли  среди
    вас кто-нибудь, кто ее узнает?" - "Я ее узнаю, - сказал ослятник,  -  но
    только дай нам десять твоих приближенных". И ослятник вышел с приближен-
    ными вали, а остальные шли позади них. И он стал кружить со всеми ими по
    городу, и вдруг подошла старуха Далила, и ослятник с приближенными  вали
    схватил ее, и они пошли с ней к вали и остановились под  окнами  дворца,
    ожидая, пока вали выйдет.
       И потом приближенные вали заснули, так как подолгу не спали у вали, и
    старуха тоже представилась спящей, и ослятник с товарищем тоже  заснули;
    и тогда Далила ускользнула от них и вошла в гарем и,  поцеловав  руку  у
    госпожи гарема, спросила ее: "Где вали?" -  "Спит.  Что  ты  хочешь?"  -
    спросила госпожа гарема. И Далила сказала: "Мой муж продает рабов, и  он
    дал мне пятерых невольников, чтобы я их продала, а  сам  уехал.  И  вали
    встретил меня и приторговал их у меня за тысячу динаров и еще двести ди-
    наров мне и сказал: "Приведи их к дому!" И вот я их привела..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот пятая ночь
    
       Когда же настала семьсот пятая ночь, она сказала: "Дошло до  меня,  о
    счастливый царь, что старуха вошла в гарем вали и сказала его жене: "Ва-
    ли сторговал у меня невольников за тысячу динаров и двести динаров мне в
    придачу и сказал: "Приведи их к дому!" И вот я их привела".
       А у вали была тысяча динаров, и он сказал своей жене: "Прибереги  их,
    мы купим на них невольников". И, услышав от старухи такие слова, она по-
    верила, что ее муж так сделал, и спросила: "Где невольники?"  И  старуха
    ответила: "О госпожа, они спят под окном  дворца,  в  котором  ты  нахо-
    дишься!" И госпожа выглянула из окна и  увидела  магрибинца,  одетого  в
    одежду невольников, и сына купца в облике невольника,  и  красильщика  с
    ослятником и евреем, имевших облик бритых невольников, и сказала:  "Каж-
    дый из этих невольников лучше, чем тысяча динаров".
       И она открыла сундук и дала старухе тысячу динаров и сказала: "Иди, а
    когда вали встанет после сна, мы возьмем у него для  тебя  двести  дина-
    ров". - "О госпожа, - сказала старуха, - сто динаров из  них  будут  для
    тебя под кувшином с питьем, которое ты пила, и другую сотню сбереги  мне
    у себя, пока я не приду. О госпожа, выведи меня через потайную дверь", -
    сказала она потом. И жена вали вывела старуху через дверь,  и  скрыл  ее
    скрывающий, и она пошла к своей дочери.
       "О матушка, что ты еще сделала?" - спросила ее Зейнаб. И она  ответи-
    ла: "О дочка, я сыграла штуку и взяла у жены вали эту тысячу  динаров  и
    продала ей тех пятерых: ослятника, еврея, красильщика, цирюльника и сына
    купца, и сделала их невольниками. Но только, о дочка, никто для меня  не
    вреднее, чем ослятник: он меня узнает". - "О матушка, - сказала ей  Зей-
    наб, - посиди дома. Довольно того, что ты сделала! Не всякий раз остает-
    ся цел кувшин!"
       А что касается вали, то, когда он встал после сна, его  жена  сказала
    ему: "Я порадовалась за тебя пяти невольникам, которых ты купил у стару-
    хи". - "Каким невольникам?" - спросил вали. И его жена воскликнула: "За-
    чем ты от меня скрываешь? Если захочет Аллах, они станут, как и ты,  об-
    ладателями высоких должностей". - "Клянусь жизнью моей головы, я не  по-
    купал невольников! Кто это сказал?" - воскликнул вали. И жена его молви-
    ла: "Старуха посредница, у которой ты сторговал их и обещал дать за  них
    тысячу динаров и еще двести ей". - "А ты отдала ей  деньги?"  -  спросил
    вали. И жена его ответила: "Да, я видела невольников собственными глаза-
    ми, и на каждом из них одежда, которая стоит этой тысячи  динаров.  И  я
    послала к ним начальников и поручила их им".
       И вали спустился вниз и увидел  еврея,  ослятника,  магрибинца,  кра-
    сильщика и сына купца и спросил: "О начальники, где те пять невольников,
    которых мы купили у старухи за тысячу динаров?" - "Здесь  нет  невольни-
    ков, - ответили начальники, - и мы видели только этих  пятерых,  которые
    взяли старуху и схватили ее. Мы все заснули,  а  старуха  ускользнула  и
    вошла в гарем" и потом невольница пришла и спросила: "Те пятеро, которых
    привела старуха, с вами?" И мы сказали: "Да". И вали  воскликнул:  "Кля-
    нусь Аллахом, это самая большая плутня!" А те пятеро говорили: "Мы узна-
    ем о наших вещах только от тебя!" - "Старуха, ваша спутница, продала вас
    мне за тысячу динаров", - сказал вали. И  пятеро  воскликнули:  "Это  не
    дозволено Аллахом! Мы - свободные, не продажные, и мы пойдем с  тобой  к
    халифу". - "Никто не показал ей дорогу к моему дому, кроме вас, - сказал
    вали. - Но если так, я вас продам на корабли, каждого  за  двести  дина-
    ров".
       А пока это все происходило, эмир Хасан Шарр-атТарик вдруг вернулся из
    поездки и увидел, что его жена раздета. И она рассказала ему, что случи-
    лось, и эмир воскликнул: "Нет у меня ответчика, кроме вали!" И он пришел
    к вали и сказал: "Как ты позволяешь старухам ходить по городу и  обманы-
    вать людей и отнимать у них имущество? Это на твоей ответственности, и я
    узнаю о вещах моей жены только от тебя!"
       И потом он спросил тех пятерых: "В чем ваше дело?" И  они  рассказали
    ему обо всем, что случилось, и эмир воскликнул; "Вы обижены!" И он обра-
    тился к вали и спросил его: "За что ты их держишь в заключении?" И  вали
    ответил: "Никто не показал старухе дороги к моему дому, кроме этих пяти,
    и она взяла мои деньги, тысячу динаров, и продала их в гарем".
       И те пятеро сказали: "О эмир Хасан, ты наш поверенный в этом деле!" А
    потом вали сказал эмиру Хасану: "Вещи твоей жены за мной, и я отвечаю за
    старуху, но кто из вас ее узнает?" И все сказали: "Мы ее узнаем! Пошли с
    нами десять начальников, и мы схватим ее!" И  вали  дал  им  десять  на-
    чальников, и ослятник сказал им: "Следуйте за мной, я узнаю ее по  голу-
    бым глазам!"
       И вдруг старуха Далила вышла из переулка, и ее схватили и пошли с ней
    к дому вали; и когда вали ее увидел, он спросил ее: "Где вещи людей?"  -
    "Я их не брала и не видала", - ответила старуха. И вали сказал  тюремщи-
    ку: "Запри ее у себя до завтра". Но тюремщик воскликнул: "Я не возьму ее
    и не запру, так как боюсь, что она устроит плутню и мне  придется  отве-
    чать".
       И вали сел на коня и, взяв с собой старуху и всех тех людей, выехал с
    ними на берег Тигра и, призвав факелоносца, велел ему привязать  старуху
    к кресту за волосы. И факелоносец подтянул старуху на блоке  и  поставил
    десять человек сторожить ее, а вали отправился домой; и наступил мрак, и
    сон одолел сторожей.
       А случилось так, что один бедуин услышал, как  ктото  говорил  своему
    товарищу: "Слава Аллаху за благополучие! Куда это ты отлучался?"  И  тот
    ответил: "В Багдад, и я ел там на обед пирожки с медом". И бедуин  воск-
    ликнул: "Непременно пойду в Багдад и поем пирожков с медом" (а он в жиз-
    ни их не видал и не входил в Багдад). И он сел на коня и поехал,  говоря
    про себя: "Пирожков поесть прекрасно! Клянусь честью арабов, я буду есть
    только пирожки с медом..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот шестая ночь
    
       Когда же настала семьсот шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня,  о
    счастливый царь, что бедуин сел на коня и захотел  поехать  в  Багдад  и
    отправился, говоря в душе: "Поесть пирожков  прекрасно!  Клянусь  честью
    арабов, я буду есть только пирожки с медом".
       И он приблизился к кресту Далилы, и та услышала, как он говорит  себе
    эти слова, а бедуин обратился к Далиле и спросил ее: "Что такое?" И  Да-
    лила воскликнула: "Я под твоей защитой, о шейх арабов!" - "Аллах уже за-
    щитил тебя, - ответил бедуин. - По какой причине тебя распяли?" - "У ме-
    ня есть враг - масленник, который жарит пирожки, - отвечала Далила. -  Я
    остановилась, чтобы что-то купить у него, и плюнула, и плевок  попал  на
    пирожки, и масленник пожаловался на меня судье, и судья велел меня  рас-
    пять и сказал: "Я постановлю, чтобы вы взяли десять  ритлей  пирожков  с
    медом и заставили ее съесть их на кресте. Если она их  съест,  развяжите
    ее, а если нет, оставьте ее распятой". А душа моя не  принимает  сладко-
    го". - "Клянусь честью арабов, - воскликнул бедуин, - я  приехал  с  ко-
    чевья только для того, чтобы поесть пирожков с медом, и я съем их вместо
    тебя!" - "Эти пирожки съест только тот, кто подвесится на мое место!"  -
    сказала Далила.
       И хитрость над бедуином удалась, и он отвязал Далилу, и та  привязала
    его на свое место, после того как сняла с него бывшую на нем  одежду,  а
    потом она надела его одежду на себя, повязалась его  тюрбаном,  села  на
    его коня и поехала к своей дочери. "Что это за наряд?" -  спросила  Зей-
    наб. И Далила ответила: "Меня распяли". И она рассказала ей, что  случи-
    лось у нее с бедуином.
       Вот что было с нею. Что же касается сторожей, то когда  один  из  них
    очнулся, он разбудил своих людей, и они увидели, что день уже взошел.  И
    один из них поднял глаза и сказал: "Эй, Далила!" И бедуин ответил: "Кля-
    нусь Аллахом, мы не станем есть балилы! Принесли вы пирожки с медом?"  -
    "Это человек из бедуинов", - сказали другие сторожа. И  первый  спросил:
    "О бедуин, где Далила и кто ее отвязал?" - "Я отвязал ее, - ответил  бе-
    дуин. - Она не будет есть пирожков насильно, потому что ее  душа  их  не
    принимает".
       И сторожа поняли, что бедуин не знает об ее обстоятельствах и что она
    сыграла с ним штуку, и стали спрашивать друг друга: "Убежим мы или оста-
    немся, чтобы получить сполна то, что назначил для нас Аллах?"
       И вдруг пришел вали с толпой тех, кого Далила обманула, и вали сказал
    начальникам: "Поднимайтесь, отвязывайте Далилу!"  И  бедуин  воскликнул:
    "Мы не станем есть балилы! Принесли вы пирожков с медом?" И вали  поднял
    глаза к крестовине и увидал на ней бедуина вместо старухи и спросил  на-
    чальников: "Что это такое?" - "Пощады, о господин!" - вскричали  они.  И
    вали воскликнул: "Расскажите мне, что случилось!" И начальники  сказали:
    "Мы не спали с тобой, когда были на страже, и мы сказали  себе:  "Далила
    на кресте!" - и задремали, а когда очнулись, то  увидели  этого  бедуина
    распятым. И вот мы перед тобой".
       "О люди, это обманщица, и пощада Аллаха вам дана!" - сказал  вали.  И
    бедуина развязали, а он уцепился за вали и  сказал:  "Аллах  да  поможет
    против тебя халифу! Я узнаю о моем коне и моей одежде только от тебя!"
       И вали расспросил его и бедуин рассказал ему  свою  историю,  и  вали
    удивился и спросил: "Почему ты ее отвязал?" - "Я не знал, что она обман-
    щица", - отвечал бедуин. И собравшиеся сказали: "Мы узнаем о наших пещах
    только от тебя, о вали! Мы передали ее  тебе,  и  ты  стал  за  нее  от-
    ветственным, и мы пойдем с тобой в диван халифа".
       А Хасан Шарр-ат-Тарик пришел в диван и вдруг видит: идут вали, бедуин
    и те пятеро, и они говорят: "Мы обижены!" - "Кто вас обидел?" -  спросил
    халиф. И каждый из пришедших выступил вперед и рассказал, что с ним слу-
    чилось, вплоть до вали, который сказал: "О повелитель  правоверных,  она
    меня обманула и продала мне этих пятерых за  тысячу  динаров,  хотя  они
    свободные". - "Все, что у вас пропало, - за мной, - молвил халиф, и при-
    казал вали: - Я обязываю тебя поймать старуху!"
       И вали потряс воротником [592] и воскликнул: "Я не возьму на себя  этой
    обязанности, после того как я повесил ее на кресте и она сыграла штуку с
    этим бедуином, так что он ее освободил и она повесила его на свое  место
    и взяла его коня и одежду". - "Что же, мне  обязать  кого-нибудь,  кроме
    тебя?" - спросил халиф. И вали сказал: "Обяжи Ахмеда-ад-Данафа: ему идет
    каждый месяц тысяча динаров, и  у  Ахмеда-ад-Данафа  приближенных  сорок
    один человек, и каждый из них имеет в месяц сто динаров". - "О начальник
    Ахмед!" - сказал халиф). И Ахмед отвечал: "Я перед тобою,  о  повелитель
    правоверных!" И тогда халиф молвил: "Я обязываю тебя привести  старуху".
    И Ахмед ответил: "Я ручаюсь, что приведу ее!" И затем халиф задержал тех
    пятерых и бедуина у себя..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Шестьсот седьмая ночь
    
       Когда же настала семьсот седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
    счастливый царь, что, когда халиф обязал Ахмеда-адДанафа привести стару-
    ху, тот воскликнул: "Я отвечаю за нее, о повелитель правоверных!"
       И затем он пришел со своими приближенными в казарму, и они стали  го-
    ворить друг другу: "Как же мы ее схватим и сколько в городе старух?"
       И один из них, по имени Али-Катф-аль-Джамаль, сказал  Ахмеду-ад-Дана-
    фу: "О чем это вы советуетесь с Хасаном-Шуманом? Разве Хасан-Шуман - ве-
    ликое дело?" И Хасан воскликнул: "О Али, как это ты унижаешь меня!  Кля-
    нусь величайшим именем Аллаха, я не буду на этот раз вам товарищем!"
       И он вышел сердитый, а Ахмед-ад-Данаф сказал: "О молодцы, каждый  на-
    чальник пусть возьмет десять человек и пойдет в какой-нибудь квартал ис-
    кать Далилу".
       И Али-Катф-аль-Джамаль пошел с десятью человеками, и всякий начальник
    сделал то же, и каждый отряд пошел в какой-нибудь квартал; а прежде  чем
    отправиться и разойтись, они сказали: "Наша  встреча  будет  на  такойто
    улице, в таком-то переулке".
       И в городе разнеслась весть, что Ахмед-ад-Данаф обязался схватить Да-
    лилу-Хитрицу, и Зейнаб сказала: "О матушка, если ты ловкая, сыграй штуку
    с Ахмедом-адДанафом и его людьми". - "О дочка, я не боюсь никого,  кроме
    Хасана-Шумана", - сказала Далила. И ее дочь воскликнула: "Клянусь жизнью
    моих кудрей, я заберу для тебя одежду этих сорока и одного!"
       И она поднялась и, надев одежду и покрывало, пришла к  одному  моска-
    тельщику, у которого была комната г двумя дверями, поздоровалась с  ним,
    дала ему динар и сказала: "Возьми этот динар в подарок за твою комнату и
    отдай мне ее до конца дня". И москательщик дал ей ключи, и Зейнаб  пошла
    и привезла ковры на осле ослятника, и устлала комнату,  и  положила  под
    каждым портиком скатерть с кушаньем и, вином, и потом стала  у  двери  с
    открытым лицом.
       И вдруг подошел Али-Катф-аль-Джамаль со своими людьми, и Зейнаб поце-
    ловала ему руку, и Али увидел, что это красивая женщина, и полюбил ее  и
    спросил: "Чего ты хочешь?" - "Ты начальник Ахмед-ад-Данаф?"  -  спросила
    его Зейнаб. И Али сказал: "Нет, я  один  из  его  людей,  и  меня  зовут
    Али-Катф-аль-Джамаль". - "Куда вы идете?" - спросила Зейнаб. И Али отве-
    тил: "Мы ходим и ищем одну старуху обманщицу, которая взяла чужие  вещи,
    и мы желаем ее схватить. А ты кто такая и каково твое дело?" - "Мой отец
    был виноторговцем в Мосуле, - ответила Зейнаб. - Он умер и  оставил  мне
    большие деньги, и я приехала в этот город, боясь судей. И я спросила лю-
    дей, кто меня защитит, и мне сказали: "Не защитит тебя никто, кроме  Ах-
    меда-адДанафа". - "Сегодня ты вступишь под его защиту", - сказали ей лю-
    ди Али-Катф-аль-Джамаля. И Зейнаб сказала им:  "Пожелайте  залечить  мое
    сердце, съев кусочек и выпив глоток воды".
       И когда они согласились, Зейнаб ввела их в дом, и они поели  и  напи-
    лись, и она подложила им в пищу банджа и одурманила их и сняла с них  их
    вещи; и то же, что она сделала с ними, она сделала и с остальными.
       А Ахмед-ад-Данаф ходил и искал Далилу, но не нашел ее и не увидел  ни
    одного из своих приближенных. И он подошел к той женщине, и Зейнаб поце-
    ловала ему руку, и он увидел ее и полюбил, и она спросила его:  "Ты  на-
    чальник Ахмед-ад-Данаф?" - "Да, а ты кто?" - спросил он. И Зейнаб  отве-
    тила: "Я чужеземка из Мосула, и мой отец был виноторговцем,  и  умер,  и
    оставил мне много денег, и я приехала с ними сюда, боясь судей. И я отк-
    рыла эту винную лавку, и вали обложил меня налогом, и я хочу быть у тебя
    под защитой. А то, что берет вали, достойнее получать тебе". - "Не давай
    ему ничего, и добро тебе пожаловать!"  -  воскликнул  Ахмед-ад-Данаф.  И
    Зейнаб сказала ему: "Пожелай залечить мое сердце и поешь моего кушанья".
    И Ахмед-ад-Данаф вошел и поел и выпил вина и упал навзничь от опьянения,
    и Зейнаб одурманила его банджем и забрала его одежду;  и  она  нагрузила
    это  все  на  коня  бедуина   и   на   осла   ослятника,   и   разбудила
    Али-Катф-аль-Джамаля, и ушла.
       И когда Али очнулся, он увидел себя голым и увидал, что  Ахмед-ад-Да-
    наф и его люди одурманены. И тогда он разбудил их средством против банд-
    жа, и, очнувшись, они увидели себя голыми, и Ахмед-ад-Данаф сказал: "Что
    это за дело, о молодцы? Мы ходим и ищем старуху, чтобы  изловить  ее,  а
    эта распутница изловила нас. Вот будет радость из-за нас  Хасану-Шуману!
    Но подождем, пока наступит темнота, и пойдем".
       А Хасан-Шуман спросил смотрителя казармы: "Где люди?" И когда он  его
    расспрашивал, они вдруг подошли, голые, - и тогда  Хасан-Шуман  произнес
    такие два стиха:
       "Меж собою люди похожи все при уходе их,
       Различье в том, каков приход бывает.
       Средь мужей найдешь ты и знающих и незнающих,
       Как средь звезд найдешь много тусклых ты и ярких".
       И, увидев подошедших, он спросил их: "Кто сыграл с вами штуку и  ого-
    лил вас?" И они ответили: "Мы взялись поймать одну старуху и искали  ее,
    а оголил нас но кто иной, как красивая женщина". - "Прекрасно она с вами
    сделала!" - сказал Хасан. И его спросили: "А разве ты ее знаешь,  о  Ха-
    сан?" - "Я знаю ее и знаю старуху", - ответил  Хасан.  И  его  спросили:
    "Что ты скажешь у халифа?" - "О Данаф, - сказал ему Шуман, - отряхни пе-
    ред халифом твой воротник, и тогда халиф спросит: "Кто возьмется ее пой-
    мать?" И если он спросит тебя: "Почему ты ее не схватил?" -  скажи  ему:
    "Я ее не знаю, но обяжи Хасана-Шумана поймать ее". И если он обяжет  ме-
    ня, я ее поймаю".
       И они проспали ночь, а утром пришли в диван халифа и поцеловали  зем-
    лю, и халиф спросил: "Где старуха, о начальник Ахмед?" И  Ахмед-ад-Данаф
    потряс воротником. "Почему?" - спросил халиф. И Ахмед ответил: "Я ее  не
    знаю, но обяжи Шумана ее поймать, - он знает и ее и ее дочь  и  говорит,
    что она устроила эти штуки не из жадности до чужих вещей, но чтобы стала
    видна ее ловкость и ловкость ее дочери и чтобы ты назначил ей  жалованье
    ее мужа, а ее дочери - такое жалованье, какое было у ее отца".
       И Шуман попросил, чтобы Далилу не убивали, когда он  ее  приведет.  И
    халиф воскликнул: "Клянусь жизнью моих дедов, если она  возвратит  людям
    их вещи, ей будет пощада, и она под заступничеством Шумана!" - "Дай  мне
    для нее платок пощады, о повелитель правоверных", - сказал Шуман. И  ха-
    лиф молвил: "Она под твоим заступничеством", - и дал ему платок пощады.
       И Шуман вышел и пошел к дому Далилы и кликнул ее; и ему  ответила  ее
    дочь Зейнаб, и тогда он спросил: "Где твоя мать?" - "Наверху", - ответи-
    ла Зейнаб. И Шуман сказал: "Скажи ей, чтобы она принесла  вещи  людей  и
    пошла со мной к халифу. Я принес ей платок пощады, и если она не  пойдет
    добром, пусть упрекает сама себя".
       И Далила спустилась и повесила платок себе на шею и отдала Шуману чу-
    жие вещи, погрузив их на осла ослятника и на коня бедуина. И Шуман  ска-
    зал ей: "Остается одежда моего старшего и одежда его людей". -  "Клянусь
    величайшим именем, я их не раздевала!" - ответила Далила. И  Шуман  ска-
    зал: "Твоя правда, но это штука твоей дочери Зейнаб, и это услуга, кото-
    рую она тебе оказала".
       И он пошел, а старуха с ним, в диван халифа, и Хасан выступил  вперед
    и показал халифу вещи и подвел к нему Далилу; и когда халиф  увидел  ее,
    он приказал ее кинуть на коврик крови. "Я под твоей защитой, о Шуман!" -
    крикнула Далила. И Шуман поднялся и  поцеловал  халифу  руку  и  сказал:
    "Прощение, ты дал ей пощаду!" - "Она под защитой твоего  великодушия,  -
    сказал халиф. - Подойди сюда, старуха, как твое имя?" - "Мое  имя  Дали-
    ла", - отвечала она. И халиф сказал: "Поистине, ты хитрюга и хитрица!" И
    ее прозвали Далила-Хитрица. "Зачем ты устроила эти плутни и утомила наши
    сердца?" - спросил потом халиф. И она ответила: "Я сделала эти плутни не
    от жадности до чужих вещей, но я услышала  о  плутнях  Ахмеда-ад-Данафа,
    которые он устроил в Багдаде, и о плутнях Хасана-Шумана и сказала  себе:
    "Я тоже сделаю так, как они!" И я уже возвратила людям их вещи".
       И тут поднялся ослятник и сказал: "Закон Аллаха между мною и  ею!  Ей
    недостаточно было взять моего осла, и она напустила  на  меня  цирюльни-
    ка-магрибинца, который вырвал мне зубы и прижег мне виски два раза..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот восьмая ночь
    
       Когда же настала семьсот восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
    счастливый царь, что ослятник поднялся и  сказал:  "Закон  Аллаха  между
    мною и ею! Ей недостаточно было взять моего осла, и она напустила на ме-
    ня цирюльника-магрибинца, который вырвал мне зубы и прижег виски два ра-
    за".
       И халиф приказал дать ослятнику сто динаров и красильщику сто динаров
    и сказал: "Иди открой свою красильню!" И они пожелали халифу блага и уш-
    ли, а бедуин взял свои вещи и своего коня и сказал: "Запретно  мне  вхо-
    дить в Багдад и есть пирожки с медом!"
       И всякий, кому что-либо принадлежало, получил свое, и все  разошлись,
    и тогда халиф молвил: "Пожелай от меня чего-нибудь, о Далила!" И  Далила
    сказала: "Мой отец заведовал у тебя письмами, я воспитывала почтовых го-
    лубей, а мой муж был начальником в Багдаде, и я хочу получать  жалованье
    моего мужа, а моя дочь хочет иметь жалованье своего отца". И халиф  наз-
    начил им то, что они пожелали; а потом Далила сказала: "Я хочу от  тебя,
    чтобы я была привратницей хана".
       А халиф устроил хан с тремя домами, чтобы там жили купцы,  и  к  хану
    было приставлено сорок рабов и горок собак, - халиф привез их от  прави-
    теля Сулеймании, когда он отставил его, и сделал для собак ошейники. А в
    хане был раб-повар, который стряпал еду для рабов и кормил собак  мясом.
    "О Далила, - сказал халиф, - я запишу тебя надсмотрщицей  хана,  и  если
    оттуда что-нибудь пропадет, с тебя будут взыскивать". - "Хорошо, -  ска-
    зала Далила, - но только посели мою дочь в помещении, которое над  воро-
    тами хана. В этом помещении есть площадка, а голубей хорошо  воспитывать
    только на просторе".
       И халиф приказал так сделать, и дочь ее перенесла все свои вещи в по-
    мещение над воротами хана, а Далила приняла сорок птиц,  которые  носили
    письма; что же касается Зейнаб, то она повесила у себя  в  помещении  те
    сорок одежд и одежду Ахмеда-ад-Данафа.
       А Далилу халиф сделал начальницей над сорока рабами и наказал  им  ее
    слушаться. И она устроила себе место, чтобы жить  за  воротами  хана,  и
    стала каждый день ходить в диван - может быть, халифу  понадобится  пос-
    лать письмо в какую-нибудь страну, - и не уходила  из  дивана  до  конца
    дня; и те сорок рабов стояли и охраняли хан, а когда наступала ночь, Да-
    лила спускала собак, чтобы они сторожили хан ночью.
       Вот что случилось с Далилой-Хптрицей в Багдаде.
       Что же касается до Али-аз-Зейбака каирского, то это был ловкач, кото-
    рый жил в Каире в то время, когда начальник дивана был человек по  имени
    Садах египетский, у которого было сорок приближенных. И приближенные Са-
    лаха египетского устраивали ловушки ловкачу Али и думали, что  он  попа-
    дется, и они искали его, и  оказывалось,  что  он  убегал,  как  убегает
    ртуть, и поэтому его прозвали "Каирская ртуть".
       И вот однажды, в один из дней, ловкач Али сидел в казарме среди своих
    приближенных, и сердце его сжималось, и стеснялась у него грудь.  И  на-
    чальник казармы увидел, что он сидит с нахмуренным лицом, и сказал: "Что
    с тобой, о старший? Если у тебя стеснилась грудь, пройдись разок по Каи-
    ру: твоя забота рассеется, когда ты пройдешься по  его  рынкам".  И  Али
    поднялся и вышел пройтись по Каиру, но его грусть и забота еще  увеличи-
    лись.
       И он проходил мимо винной лавки и сказал себе: "Войду и  напьюсь!"  И
    он вошел и увидел семь рядов людей. "О виноторговец, - сказал  он,  -  я
    буду сидеть только один". И виноторговец посадил его в комнате одного  и
    принес ему вино, и Али пил, пока не исчез из мира.
       А потом он вышел из винной лавки и пошел по Каиру, и до тех пор ходил
    по его площадям, пока не дошел до Красной улицы, и дорога перед ним ста-
    новилась свободной от людей, так как его боялись. И Али обернулся и уви-
    дел водоноса, который поил людей из кувшина и кричал на дороге:  "О  Ал-
    лах-заменяющий! Нет напитка, кроме как из изюма,  нет  сближения,  кроме
    как с любимым, и не сидит на почетном месте никто, кроме  разумного!"  -
    "Подойди напои меня!" - сказал Али. И водонос посмотрел на него и  подал
    ему кувшин; и Али взглянул в кувшин и встряхнул его и  вылил  на  землю.
    "Ты не будешь пить?" - спросил его водопое. И Али ответил: "Напои меня!"
    И водонос снова наполнил кувшин, и Али взял его и встряхнул и  вылил  па
    землю, и в третий раз сделал то же самое. И водонос сказал: "Если ты  не
    будешь пить, я пойду". - "Напои меня!" - сказал Али. И водонос  наполнил
    кувшин и подал его Али, и тот взял его и выпил. И потом он дал  водоносу
    динар, и вдруг водонос посмотрел на него и счел его ничтожным и  сказал:
    "Награди тебя Аллах, награди тебя Аллах, о  юноша!  Маленькие  люди  для
    иных - большие люди..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот девятая ночь
    
       Когда же настала семьсот девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
    счастливый царь, что, когда ловкач Али дал водоносу динар, водонос  пос-
    мотрел на него и счел его ничтожным и сказал: "Награди тебя Аллах,  наг-
    ради тебя Аллах! Маленькие люди у иных - большие люди!"
       И ловкач Али подошел к водоносу и схватил его  за  платье  и  вытащил
    драгоценный кинжал, как тот, о котором были сказаны такие два стиха:
       Ударь же твердым кинжалом ты, не бойся же
       Никого ты в мире, - лишь гнев творца нам страшен.
       В стороне держись от позорных качеств и век не будь
       Ты без качеств тех, что присущи благородным.
       "О старец, - сказал Али, - поговори со мной  разумно!  Цена  за  твой
    бурдюк, если он и дорог, дойдет всего до двух дирхемов, а в три кувшина,
    которые я вылил на землю, войдет с ритль воды". - "Да", - ответил  водо-
    нос. И Али сказал: "А я дал тебе золотой динар, почему же ты меня унижа-
    ешь? Разве ты видел кого-нибудь доблестнее и благороднее меня?" - "Я ви-
    дел человека доблестнее и благороднее тебя; пока женщины  будут  рожать,
    не найдется на свете другого, столь доблестного и благородного", - отве-
    тил водонос. "Кого ты видел доблестнее и благороднее  меня?"  -  спросил
    Али. И водонос сказал: "Знай, что со мной был удивительный  случай.  Мой
    отец был старостой продавцов воды глотками в Каире, и он умер и  оставил
    мне пять верблюдов и мула, и лавку, и дом; но бедному  ведь  никогда  не
    довольно, а когда ему довольно - он умирает. И я сказал себе:  "Поеду  в
    Хиджаз!" - и набрал караван верблюдов; и я до тех  пор  занимал  деньги,
    пока не оказалось за мной пятьсот динаров. И все это пропало у  меня  во
    время хаджжа. И я сказал себе: "Если я вернусь в Каир, люди посадят меня
    в тюрьму из-за моих денег". И я отправился с сирийским караваном и  дое-
    хал до Халеба, а из Халеба я отправился в Багдад. И я спросил, где  ста-
    роста багдадских водоносов, и мне указали его; и я вошел к нему и прочи-
    тал ему "Фатиху", и он спросил меня о моем положении, и я рассказал  ему
    обо всем, что со мной случилось.
       И он отвел мне лавку и дал бурдюк и принадлежности, и я  пошел  через
    ворота Аллаха и стал ходить по городу. И я дал одному  человеку  кувшин,
    чтобы напиться, и он сказал мне: "Я ничего не ел, и мне нечего запивать;
    меня сегодня пригласил скупой и принес и поставил передо мной два кувши-
    на, и я сказал ему: "О сын гнусного, разве ты меня чем-нибудь  накормил,
    что даешь мне запивать?" Уходи же, водонос, и подожди, пока  я  чего-ни-
    будь не поем, и потом напои меня".
       И я подошел к другому, и он сказал мне: "Аллах тебя наделит!" И я был
    в таком положении до времени полудня, и никто ничего мне не дал.
       И я сказал про себя: "О, если бы я не приходил в Багдад!" И  вдруг  я
    увидел людей, которые быстро бежали, и последовал за ними и увидел вели-
    колепное шествие, где люди тянулись по двое, и все они были в ермолках и
    чалмах, в бурнусах и войлочных куртках и были закованы в сталь.
       И я спросил кого-то: "Чья это свита?" И спрошенный сказал мне: "Свита
    начальника Ахмеда-ад-Данафа". - "Какая у него должность?" - спросил я. И
    мне сказали: "Он начальник дивана и начальник в Багдаде и  надзирает  за
    сушей. Ему полагается с халифа каждый месяц тысяча динаров, и каждому из
    его приближенных - сто динаров. А Хасану-Шуману тоже  полагается  тысяча
    динаров, и сейчас они отправляются из дивана в свою  казарму".  И  вдруг
    Ахмед-ад-Данаф увидел меня и сказал: "Подойди напои меня!" И я  наполнил
    кувшин и дал ему, и он встряхнул его и вылил, и второй, и третий раз то-
    же, и на четвертый он отхлебнул глоток, как ты, и спросил:  "О  водонос,
    откуда ты?" И я ответил: "Из Каира". - "Да приветствует Аллах Каир и его
    жителей! - сказал Ахмедад-Данаф. - А по какой причине ты пришел  в  этот
    город?" И я рассказал ему свою историю и дал ему понять, что я  задолжал
    и бегу от долгов и нужды; и Ахмед-адДанаф воскликнул: "Добро тебе  пожа-
    ловать!" И потом он дал мне пять динаров и  сказал  своим  приближенным:
    "Стремитесь к лику Аллаха и окажите ему милость!" И каждый  из  них  дал
    мне динар, и Ахмед-ад-Данаф сказал мне: "О старец, пока ты останешься  в
    Багдаде, тебе будет с нас столько же, всякий раз как  ты  дашь  нам  на-
    питься".
       И я начал ходить к ним, и стало добро притекать ко мне  от  людей,  и
    через несколько дней я подсчитал то, что я от них нажил, и денег  оказа-
    лось тысяча динаров. И я сказал себе: "Теперь для тебя правильнее уйти в
    родную страну". И я пошел в казарму и поцеловал Ахмеду руки, и он  спро-
    сил: "Что ты хочешь?" - "Я намерен уехать, - сказал я и  произнес  такие
    два стиха: -
       В чужой земле пришельца пребывание
       Сравню с постройкой я дворцов из ветра.
       Разносит ветер то, что он построил,
       И вот уходить решился пришелец обратно.
       Караван отправляется в Каир, и я хочу пойти к моей семье", - сказал я
    ему. И он дал мне мула и сто динаров и сказал: "Мы хотим послать с тобой
    поручение, о шейх. Знаешь ли ты жителей  Каира?"  -  "Да",  -  сказал  я
    ему..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    
    
       Семьсот десятая ночь
    
       Когда же настала семьсот десятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
    счастливый царь, что водонос говорил: "И Ахмед-ад-Данаф дал мне  мула  и
    сто динаров и сказал: "Мы желаем послать с тобой поручение. Знаешь ли ты
    жителей Каира?" - "Да", - сказал я ему. И он сказал: "Возьми это  письмо
    и доставь его Али-Зейбаку каирскому и скажи ему:  "Твой  старший  желает
    тебе мира, и он теперь у халифа". И я взял у него письмо и ехал, пока не
    прибыл в Каир; и меня увидели заимодавцы, и я им отдал то, что  было  за
    мной, а потом я сделался водоносом, и я не доставил письмо, так как я не
    знаю казармы Али-Зейбака каирского".
       И тогда Али сказал водоносу: "О старец, успокой свою душу и  прохлади
    глаза! Я и есть Али-Зейбак каирский, первый из молодцов начальника Ахме-
    да-ад-Данафа. Давай письмо!"
       И водопое подал ему письмо; и когда Али развернул его и прочитал,  он
    увидел там такие два стиха: "К тебе пишу я, о краса красавцев,
       На том листке, что полетит по ветру.
       Умей летать я, я б взлетел от страсти,
       Но как лететь, подрезаны коль крылья? -
       А после того: - Привет от начальника Ахмеда-ад-Данафа старшему из его
    детей - Али-Зейбаку каирскому. Мы осведомляем тебя о том, что я  донимал
    Салаха-ад-дина египетского и играл с ним штуки, пока  не  похоронил  его
    заживо,  и  повинуются  мне  его  молодцы,   среди   которых   находится
    Али-Катф-аль-Джамаль. Я сделался начальником Багдада в диване халифа,  и
    мне предписано смотреть за сушей; и если  ты  блюдешь  договор,  который
    заключен между нами, приходи ко мне. Может быть, ты сыграешь  в  Багдаде
    штуку, которая приблизит тебя к службе халифу, и он назначит тебе  жало-
    ванье и оклад и выстроит тебе казарму. Вот в чем моя цель. И мир  с  то-
    бой!"
       И когда Али прочитал письмо, он поцеловал его и положил себе на голо-
    ву и дал водоносу десять динаров в подарок за благую весть, а  затем  он
    отправился в казарму и вошел к своим молодцам и осведомил их, в чем  де-
    ло, и сказал: "Поручаю вас друг другу!" И потом он снял то, что  на  нем
    было, и надел плащ и тарбуш и взял футляр, в котором был дротик из дере-
    ва для копий длиной в двадцать четыре локтя, части  которого  вдвигались
    друг в друга. И начальник сказал ему: "Как же ты уезжаешь,  когда  казна
    пуста?" - "Когда я приеду в Сирию, я пришлю вам столько,  что  вам  хва-
    тит", - сказал Али и ушел своей дорогой.
       И он нагнал отъезжавший караван и увидел там начальника  купцов  и  с
    ним сорок купцов, и купцы погрузили свои тюки, а тюки начальника  купцов
    лежали на земле. И Али увидел, что предводитель каравана  -  человек  из
    Сирии, и он говорил погонщикам мулов: "Пусть кто-нибудь из вас мне помо-
    жет"; но они только бранили его и ругали.
       И Али сказал про себя: "Мне будет хорошо путешествовать только с этим
    предводителем!"
       А Али был безбородый, красивый, и он подошел к предводителю и  поздо-
    ровался с ним, и предводитель приветствовал его и спросил: "Что  ты  хо-
    чешь?" И Али ответил: "О дядюшка, я увидел, что ты один, а груза у  тебя
    на сорок мулов. Почему же ты не привел людей, чтобы помочь тебе?"  -  "О
    дитя, - отвечал предводитель, - я нанял двух молодцов и одел их и  поло-
    жил каждому за пазуху по двести динаров, и они помогали мне до  монасты-
    ря, а потом они убежали". - "А куда вы идете?" - спросил Али. И  предво-
    дитель ответил: "В Халеб". И тогда Али сказал: "Я тебе помогу".
       И они погрузили тюки, и поехали, и начальник купцов сел на мула и то-
    же поехал, и сирийский предводитель каравана обрадовался приходу  Али  и
    полюбил его.
       И подошла ночь, и люди сделали привал, поели и попили, а когда наста-
    ло время сна, Али лег на землю и представился спящим. И предводитель лег
    близко от него, и тогда Али встал со своего места и сел у входа в  шатер
    купца; и предводитель повернулся и хотел взять Али в объятия, но не  на-
    шел его, и тогда он сказал про себя: "Может быть, он кому-нибудь обещал,
    и тот взял его; но я - достойнее, и в другую ночь я его запру".
       Что же касается Али, то он просидел у входа в шатер  купца,  пока  не
    приблизилась заря, и тогда он пришел и лег подле предводителя;  а  когда
    тот проснулся, он увидел Али и сказал про себя: "Если я его спрошу: "Где
    ты был?" - он оставит меня и уйдет".
       И Али до тех пор обманывал его, пока они не приблизились к одной  пе-
    щере; а в этой пещере была берлога, где жил сокрушающий  лев;  и  каждый
    раз, как там проходил караван, путники кидали между собой жребий, и вся-
    кого, кому он выпадал, бросали льву.
       И кинули жребий, и он пал не на кого иного, как на начальника купцов;
    и вдруг лев преградил им дорогу, высматривая того, кого  он  возьмет  из
    каравана.
       И начальник купцов впал в великую скорбь и сказал предводителю  кара-
    вана: "Аллах да обманет твое счастье и твое путешествие!  Но  я  завещаю
    тебе после моей смерти отдать тюки моим детям". - "Какова  причина  этой
    истории?" - спросил ловкач Али. И ему рассказали, в чем дело, и он воск-
    ликнул: "И чего вы бежите от степной кошки? Я обязуюсь перед вами  убить
    ее".
       И предводитель пошел к купцу и рассказал ему об этом, и купец сказал:
    "Если он его убьет, я дам ему тысячу динаров". И остальные купцы  сказа-
    ли; "Мы тоже дадим ему денег".
       И тогда Али снял плащ, под ним оказались стальные доспехи, и он вынул
    стальной меч, и вышел ко льву один, и закричал на него.
       И лев бросился на Али, и Али каирский ударил льва мечом между глаз  и
    разрубил его пополам, а предводитель и купцы смотрели  на  него.  И  Али
    сказал предводителю: "Не бойся, о дядюшка!" И  предводитель  воскликнул:
    "О дитя мое, я стал твоим слугой!" А купец поднялся и обнял Али и  поце-
    ловал его меж глаз и дал ему тысячу динаров, и каждый из купцов дал  ему
    двадцать динаров, и Али сложил все деньги у купца.
       И они проспали ночь, а утром уже направились к  Багдаду,  и  достигли
    они Берлоги львов и Долины собак, и вдруг оказался в  ней  один  бедуин,
    непокорный и преграждающий дорогу, с которым был отряд из его племени.
       И он напал на путников, и люди разбежались перед ним, и  купец  воск-
    ликнул: "Пропали мои деньги!" И вдруг приблизился Али, одетый  в  шкуру,
    увешанный колокольчиками, и он вынул свой дротик и приладил  его  колена
    одно к другому, а потом он выкрал одного из коней бедуина и сел на  него
    верхом и сказал бедуину: "Выходи против меня с копьем!" И  он  встряхнул
    колокольчиками, и конь бедуина шарахнулся от колокольчиков, а Али ударил
    по дротику бедуина и сломал его и, ударив бедуина по шее, скинул ему го-
    лову.
       И люди бедуина увидели это и сгрудились против Али. И Али воскликнул:
    "Аллах велик!" И он напал на  них  и  разбил  их,  и  они  обратились  в
    бегство.
       А потом Али поднял голову бедуина на копье, и купцы оказали  ему  ми-
    лости, и они ехали, пока не достигли Багдада. И ловкач Али потребовал от
    купца свои деньги, и купец отдал их ему, и Али  вручил  их  предводителю
    каравана и сказал ему: "Когда ты поедешь в Каир, спроси, где моя  казар-
    ма, и отдай деньги начальнику казармы".
       И Али проспал ночь, а утром вошел в город и прошел по  нему,  спраши-
    вая, где казарма Ахмеда-ад-Данафа, по никто ее не показал.
       И Али шел, пока не дошел до Площади Потрясения, и увидел играющих де-
    тей, среди которых был один мальчик по имени Ахмед-аль-Лакит,  и  сказал
    себе: "Не получить о них вестей иначе, как от их детей!"
       И Али осмотрелся и увидел торговца сладостями и купил у него  сладко-
    го, а потом он кликнул детей; и вдруг Ахмед-аль-Лакит  прогнал  от  него
    других детей, а сам подошел и спросил Али: "Чего ты хочешь?" И Али отве-
    тил: "У меня был ребенок, и он умер, и я увидел во оно,  что  он  просит
    сладкого, и вот я купил сладкого и хочу дать каждому мальчику по куску".
    И он дал кусок Ахмеду-аль-Лакиту, и тот посмотрел на  сладкое  и  увидел
    приставший к нему динар и сказал Али: "Уходи, нет  во  мне  мерзости,  -
    спроси про меня людей". И Али сказал ему: "О дитя мое, только ловкач да-
    ет плату и только ловкач берет плату. Я кружил по городу и искал казарму
    Ахмеда-ад-Данафа, по никто мне ее не указал. Этот динар  -  тебе  плата,
    если ты мне укажешь казарму Ахмеда-ад-Данафа". - "Я побегу впереди тебя,
    - сказал тогда Ахмед, - а ты побежишь сзади меня, и когда  я  подойду  к
    казарме, я подцеплю ногой камешек и брошу его в  ворота,  и  ты  узнаешь
    их".
       И мальчик побежал, и Али бежал за ним, пока он не взял ногой камень и
    не бросил им в ворота казармы, и тогда Али узнал их..."
       И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
    


Яндекс.Метрика